- Прощай,- сказала Маринка и даже попыталась ему улыбнуться.
КАК ПЕРЕХИТРИТЬ ОДНОГЛАЗОГО?
Юному денщику этот день казался очень долгим. Азат не сводил глаз с дороги, по которой полицаи угнали Маринку в фашистскую неволю…
Ветер, принёсший холод, резко изменил направление. На улице потеплело. Но даже южный ветер не порадовал Азата.
Конвоиры, по всей вероятности, задержались в дороге. Поэтому начальник холминской полиции один коротал вечер. Съёжившись на постели в своей каморке, Азат слушал, как полицай горланил песню о ямщике.
Денщик долго ворочался с боку на бок. Ему не спалось. Все мысли его были с Маринкой и её друзьями.
Из полудремотного состояния его вывел сильный удар в бок. Вскрикнув от боли, Азат вскочил на ноги. Перед ним стоял Одноглазый.
- Дрыхнешь, лентяй! - напустился он.- Изба холодная. Чай остыл.
Денщик кинулся исполнять приказание. Пока он таскал дрова и затапливал печь, Верзила, поёживаясь, сидел на своей койке, подняв воротник шинели. Он, очевидно, простудился в дороге. Глухой кашель одолевал его.
Азат суетился возле печки, стараясь как можно быстрее напоить полицаев чаем.
- Подумать только, сто тысяч пленных оставили на Волге! - вдруг воскликнул Одноглазый, ни к кому не обращаясь.- Вот тебе и хвалёная армия великого рейха!
Он заметался по комнате, как загнанный зверь. В гаком состоянии Азат видел Одноглазого впервые. Лицо его стало темнее тучи.
Подавая Одноглазому чай, Азат думал: «Неужели это правда? Если уж старший полицай мечется, значит, не без причины».
Как тут не оцепенеть от радости! Маленький денщик невольно заулыбался. Заметив довольное выражение на лице Азата, Одноглазый вне себя от негодования заревел:
- У-у, зараза, чему радуешься! Пошёл прочь, болван!
В каморке Азат сам себе хозяин. Тут даже можно посмеяться, только не особенно громко.
Немного придя в себя, он уже раздумывал над тем, как сделать, чтобы всё село узнало о большой победе Советской Армии на Волге, чтобы у всех был великий праздник.
Азат с нетерпением стал ожидать подходящего момента, чтобы ускользнуть из-под надзора полицаев и посоветоваться с учителем. Вот кто даст ему наилучший совет!
Но как отлучиться из участка? Одноглазый сделался особенно подозрительным, словно почувствовал нетерпение денщика.
- Послушай, почему ты такой весёлый? - допытывался Одноглазый.- Ходишь будто именинник. Ну, докладывай, что с тобою приключилось?
- Нечего мне докладывать, и ничего со мной не приключилось,- отвечал Азат.- Чего мне радоваться?
- Ты прав, радоваться вроде бы нет особой причины.
Полицаю ничего не оставалось, как отступиться или делать вид, что отступился.
Уже наступил вечер, а маленький денщик всё ещё не сумел выбраться на улицу. Старший полицай ни на минуту не спускал с него глаз.
«Нет уж, дудки,- сказал себе Азат, приняв какое-то решение.- Я не я, если не перехитрю Одноглазого».
- Больному всё хуже и хуже,- громко сказал Азат, стоя над постелью Верзилы.- Ему бы сейчас медку или кипячёного молока с маслом..»
Верзила промычал что-то невнятное. Ему, пожалуй, было не до молока. Одноглазый прислушался к словам денщика.
- Подойди сюда, маленький шаман! - приказал он.- Ты, может, пытаешься заговорить болезнь? Ну, чего стоишь, вылупив глаза? Бегом, говорю, несись за молоком. Одна нога здесь, другая - там!
Мальчишке только это и надо было! Он пулей вылетел из дому.
УЧИТЕЛЬ
Даже на улице он не сбавил шаг: ведь из окна за ним может следить дотошный полицай. Только повернув в переулок, Азат осторожно оглянулся: как будто всё в порядке, Одноглазого не видно.
Других людей Азат вовсе не боялся. Он спокойно проводил глазами двух девушек, возвращавшихся с речки. Они несли в корзинах выстиранное бельё. Не опасен был и подслеповатый старик, сидевший на завалинке.
Поэтому Азат, не мешкая, сразу же направился к дому учителя.
Он потянул к себе уже знакомую дверь. Учитель сидел за столом и читал толстую книгу. Он, конечно, не ожидал Азата и поднял голову, как только мальчишка переступил порог.
- Ах, это ты,- сказал он, откладывая книгу,- опять принёс важное известие?
Да.
- Что-нибудь о моей дочери?
- Нет.
Азат ещё не умел утешать людей. Тем более такого старого человека, как учитель.
- Я пришёл вам сказать: наши взяли сто тысяч пленных где-то на Волге.
- Знаю,- подтвердил учитель.- После этого, идя по пятам противника, наши войска уже освободили Харьков. Мне порою чудится, что я уже слышу далёкую канонаду.
Учитель закрыл лицо руками. Азату стало невмоготу. Ему показалось, что Маринкин отец беззвучно плачет.
- Я очень сожалею, что сейчас рядом со мной нет ни Маринки, ни Данилы,- глухо заговорил учитель.- Они сумели бы разнести радостную весть по селу. А тебе спасибо, что не забыл меня.
Молоко Азат достал у хромого старосты. Масло - у его сына. Теперь можно и возвращаться.
На обратном пути Азат рассуждал: «Что сделала бы на моём месте Маринка? Или, например, Данила? Они бы не растерялись, как я…»
Каждый раз, когда Азат открывал входную дверь, его взгляд невольно останавливался на приказах и распоряжениях оккупационных властей.
Бедная дверь! Чего только она не изрекала, каких только угроз не расточала:
«Ввиду весьма тревожного состояния, созданного безумцами партизанами…», «Хождение без пропуска - недопустимо…», «Освобождение, как правило, исключается…», «Лиц, уличённых в сочувствии партизанам…».
Короче говоря, за большое или малое преступление, за ошибку или недоразумение, за любой поступок, совершённый по незнанию или из-за оплошности,- за всё полагалась высшая мера наказания -расстрел.
От этого страшного слова пестрело в глазах, от него подступала тошнота к горлу.
Только когда больной требовал его к себе, Азат как-то отвлекался от двери, изрыгавшей угрозы. Он на какое-то мгновение забывал это ненавистное слово из восьми букв - «расстрел»!
Больной пылал в жару и бредил.
Когда, бывало, Азат простуживался, мать его всегда лечила горячим молоком. Полицай стонал, высоко подняв свой небритый подбородок, и кашлял, содрогаясь всем телом. Денщик с большим трудом поил больного.
Именно в поздний ночной час, когда во всём полицейском участке бодрствовал один только Азат, в голове мальчишки созрел план действия. «На этой двери, пожалуй, найдётся место и для моей листовки»,- решил он.
Мальчишка вздрогнул, представив себе, какое рискованное дело он затевает. Здесь можно ошибиться лишь один раз, так же как только один раз ошибается сапёр.
- Надо попытаться! - прошептал Азат.- Хотя попытка и… пытка. (Если уж он забрал что-нибудь в голову, хоть убей - не отступит.) На моём месте Маринка, пожалуй, сделала бы то же самое.
Мальчишка не опасался полицая. Верзила в таком состоянии беспомощен, а другие вряд ли придут среди ночи…
Крадучись, он подошёл к шкафу, где хранились свечи. Долго топтался в дверях, пока рискнул перешагнуть порог. Осталось незаметно проскользнуть во двор и бесшумно спуститься в подвал.
КОНСПИРАТОР ОШИБАЕТСЯ ОДИН РАЗ
Булка, наверное, подумала: несут еду. Она довольно заворчала, увидев своего приятеля. Даже взвизгнула от радости, толкаясь холодным носом в его живот.
- Вот что, дружок,- проговорил Азат нарочито бодрым голосом,- я сейчас займусь одним опасным делом, а ты мне поможешь. Идёт? Тебя ведь не нужно учить, как охранять важные объекты? Инструкцию знаешь? Только на этот раз требуется быть вдвойне бдительным. Чуть что - сразу подавай сигнал.
Собака, словно поняв Азата, растянулась у входа, насторожив уши.
Пошарив руками, Азат нащупал ящик, куда можно было поставить зажжённую свечу. После этого он разгрёб мусор и с трудом извлёк заветный чемодан.
Чемодан был крепко-накрепко перевязан ремнём из сыромятной кожи. Тугой узел никак не поддавался.