Не успела я закончить фразу, как женщина меня прервала:
— Нам не нужна оранжерея. И мы уже поставили двойные стекла и сигнализацию. — Дверь начала закрываться.
— Я ничего не продаю! — завопила я, оскорбленная ее предположением. Отличное начало дня. Приняли за агента-остеклителя. — Я только хочу найти людей, которые жили рядом с вами.
Женщина оставила дверь чуть приоткрытой.
— Вы точно ничего не продаете?
— Чтоб мне провалиться на этом месте! Я просто хотела кое-что выяснить с вашей помощью, и все. — Я прибегла к успокаивающему тону, какой обычно срабатывает со сторожевыми собаками.
Дверь медленно отворилась. Я сделала вид, будто сосредоточенно изучаю документы, вынутые из сумки.
— Здесь указано, что оранжерея была пристроена в марте.
— Это верно, — не дала мне договорить женщина. — Она появилась за неделю до Пасхи, а еще через неделю исчезла. Просто сквозь землю провалилась за ночь. — Наконец-то свершилось! Мне повезло с первой же попытки.
— За ночь?
— Это было действительно странно. Сегодня оранжерея на месте, а завтра— ее нет. Наверное, они снесли ее ночью. Но мы ничего не видели и не слышали. Мы просто решили, что из-за нее возникли какие-то споры. Знаете, может, хозяйке не понравилось или она не заплатила. Но если вы представитель фирмы, то должны обо всем знать, — добавила она с ноткой запоздалой подозрительности.
— Сами понимаете, нам запрещено обсуждать такие вещи. Я должна только найти жильцов. У меня написано, что их фамилия Робинсон.
Женщина прислонилась к дверному косяку, приготовившись всласть посплетничать. Ей-то хорошо, а я оказалась между дверью и холодным северным ветром. Испытывая к ней тихую ненависть, я подняла воротник жакета.
— Она была не очень-то общительной. С такими нелегко поддерживать отношения. Несколько раз я приглашала ее выпить кофе или чего покрепче, но она так и не пришла. И так было не только со мной. Все мы здесь, в Гроув, очень гостеприимны, но она держалась особняком.
Меня несколько озадачило, что она говорила только о женщине. В документе значилось два имени— Морин и Уильям Робинсоны.
— А ее муж? — спросила я. Женщина подняла брови.
— Муж? Я бы скорее сказала, что он чей-то еще муж, а не ее.
Я мысленно вздохнула.
— Сколько времени вы были знакомы с миссис Робинсон?
— Она переехала в декабре, — ответила женщина. — Первый месяц она здесь почти не бывала — знаете, Рождество и все такое. Три-четыре раза в неделю она не ночевала дома. А днем ее вообще никогда не было. Домой она приходила не раньше восьми. И через пару дней после пропажи оранжереи съехала. Мой муж сказал, что, наверное, ей пришлось уехать внезапно из-за ее работы и, возможно, она перевезла оранжерею в новый дом.
— Из-за ее работы?
— Она сказала моему Гарри, что она— независимый компьютерный эксперт. Ей приходится колесить по всему миру, понимаете? Она объяснила, что именно поэтому всегда сдает дом. С тех пор как мы поселились здесь пять лет назад, там без конца меняются жильцы. Она сказала Гарри, что это был первый раз, когда у нее появилась возможность пожить в собственном доме. — В голосе женщины звучала гордость от того, что ее Гарри удалось столько выведать у их таинственной соседки.
— Вы можете ее описать, миссис?.. Она чуть помедлила.
— Грин. Кэрол Грин через букву «э», а не «е». Ну, она была повыше вас. — Неудивительно. Пять футов три дюйма — это далеко не баскетбольный рост. — Но ненамного. Возраст— под тридцать. Шатенка, стрижка каре, волосы очень густые и блестели. Всегда аккуратный макияж. И одевалась очень хорошо, я никогда не видела ее неопрятной.
— А мужчина, о котором вы говорили?
— Там был не один мужчина. Почти каждый вечер, когда она была дома, в гараж часов в одиннадцать заезжала машина. Пару раз я видела, как на следующее утро они уезжали вместе. У первого машина была голубая «Сьерра», но он не протянул и двух недель. У второго был серебристый «Воксхолл-Кавалер». — Похоже, женщина хорошо разбиралась в машинах, и я сказала ей об этом. — Мой Гарри торгует автомобилями, — объяснила она. — Я могла не заметить мужчин, но машины я заметила.
— И с тех пор, как она уехала, вы ее больше не видели?
Женщина покачала головой:
— Нет. Через две недели дом опять сдали. Молодой парочке, только что перебрались из Кента. Они съехали месяц назад, купили себе дом около Уайднеса. Такая милая семья. Дон и Диана. И хорошенькая малышка Денни.
Мне было почти жаль их. Могу поспорить, они не стали медлить, когда появилась возможность вырваться из тесного уютного мирка Гроув. Больше спрашивать было нечего, я извинилась и ушла. Я прикинула, не попытать ли счастья у других соседей, но вряд ли кто-то мог преуспеть там, где спасовала сама Кэрол через букву «э».
Скарборо-уок находился всего в миле, если лететь туда, как ворона, по прямой. Но городским архитекторам почему-то не приходило в голову равняться на ворон. Только Минотавр, недавно выбравшийся из Критского лабиринта, чувствовал бы себя как дома в новых кварталах Уоррингтона. Я проследила по карте города очередной извилистый маршрут и оказалась у очередного нового квартала. Уитби-вей окружал дюжину переулков, аллей и тупиков наподобие фургонов, сдвинутых вместе для защиты от индейцев. И так же сложно было сквозь него пробиться. Наконец, на втором круге, я нашла въезд в квартал. Он был хитроумно замаскирован под тупик, но вел прямиком в переплетение улиц, которое я сумела распутать на скорости в десять миль в час, одним глазом глядя в карту. Порой я удивляюсь, как мне удается справляться со столь восхитительной, захватывающей и опасной работой.
И опять не было оранжереи. Парочка, проживавшая в доме, сняла его всего несколько месяцев назад, и издерганная мамаша с непоседой-малышом не могла мне ничего рассказать о людях, купивших оранжерею. Зато в женщине по соседству, похоже, пропал замечательный талант. Она должна была бы работать в отделе расследований «Ньюс оф де уорлд»[2]. За время своего визита к ней я узнала больше, чем могла мечтать, о жизни обитателей Скарборо-уок. Я даже узнала про две парочки, переехавшие в 1988 году, после того как их обмен женами приобрел постоянный характер. И все же в моих сведениях о жителях дома № 6 оставался значительный пробел. Они купили дом в ноябре прошлого года и съехали в конце февраля, потому что мужу предложили работу где-то на востоке и жена поехала с ним. Она работала ночной медсестрой в одной из ливерпульских больниц. А он, кажется, занимался работой с кадрами. Она — блондинка с прической под мальчика, как у Салли Уэбстер из «Улицы Коронации». Он— высокий, темноволосый и красивый. У нее была маленькая машина, у него— большая. Он нередко задерживался на службе допоздна. Свободное время они часто проводили вне дома. Отличное описание, прямо как для Интерпола.
В следующем доме оранжерея по-прежнему существовала. Существовал также довольный ее покупатель, за что я была очень благодарна. Мне не хотелось, чтобы меня по ошибке принимали за представителя отдела обслуживания покупателей из «Колониальных оранжерей». Я прошлась по всему списку, и когда добралась до конца, решила, что заслужила угощение за свой упорный труд. В четыре часа я уже была в Манчестере, в своем любимом баре в Стрейнджвейс, где подавали блюда с карри, и наслаждалась бараниной «Карачи».
Жадно поглощая еду, я надела наушники своего миниатюрного магнитофона и прослушала замечания, которые надиктовала после каждого утреннего визита. Пятеро из восьми жильцов были жертвами СПО (синдрома пропавших оранжерей, как я его окрестила). Единственной связью всех этих случаев, которую мне удалось выделить, было то, что после покупки дома семья жила в нем всего несколько месяцев, а затем переезжала и сдавала дом внаем через агентство. Я никак не могла уловить в этом смысла. Кто были все эти люди? Две брюнетки, одна рыжая, две блондинки. Две в очках, три без. Все работающие женщины. Две ездили в красных «Фиестах», одна на такси, одна на белом «Метро» и одна «в какой-то маленькой машине». Все мужчины были высокие и темноволосые, от «красивых» до «ничего особенного». Под это описание подходит около половины мужского населения. И опять двое были в очках, а трое без. Все имели обычные для деловых людей машины— у двоих были «Кавалеры» цвета «металлик», у одного красная «Сьерра», у одного голубая «Сьерра», а еще один сменил машину «с большой красной» на «большую белую». И ни одной зацепки относительно местонахождения этих граждан.