И Юлиану светил тот же финал, без шуток. И верно, уже в следующем, 355 г. Констанций назначил Юлиана цезарем, а потом выдал за него другую свою сестру. Определенная система просматривалась, не находите?
Представляю себе чувства Юлиана, когда император оказал ему столь высокую честь. Да он смело мог считать себя покойником. Шерлоку Холмсу вполне хватило часа или что-то около того, чтобы, сопоставив намерение выйти замуж, неотложный ремонт в доме, тихий свист после полуночи и скоропостижную кончину старшей из падчериц злодея доктора со страниц «Пестрой ленты» Конан Дойля, сделать правильные выводы в отношении участи, уготованной ее младшей сестре. Думается, Юлиан тоже не был простаком.
Впрочем, и Констанция II можно понять. Он, как бы это сказать, стал заложником собственной маниакальной подозрительности, помноженной на не менее сильно развитую кровожадность. Эти черты психологического портрета императора весьма убедительно описал все тот же римский историк Марцеллин.[81] К 355 г., когда императору пришлось задействовать Юлиана, у него просто не оставалось ни единого близкого родственника по отцовской линии. Кузены давно лежали в земле, родные, единоутробные братья, Константин и Констант (все трое, кстати, были сыновьями той самой коварной императрицы Флавии Фаусты, оклеветавшей пасынка Криспа), изничтожили друг дружку в междоусобной войне. Ну а назначать цезарей с улицы у римлян тогда еще в привычку не вошло.
Провозгласив двоюродного брата преемником, Констанций II немедленно сослал его на Рейн, служивший римским императорам чем-то вроде Кавказа для российских самодержцев XIX в. Боевые действия там не утихали, а шанс расстаться с жизнью от руки воинственных германских варваров был весьма велик. Спровадив Юлиана одной рукой, Констанций другой дал отмашку придворным острецам, чтобы брались за черный PR. Его образчик, пересказанный историком Марцеллином, я привел в эпиграфе к подглаве. Помимо всего прочего, новоявленного цезаря обвиняли в том, что, будучи почитателем солнечного бога Митры, проводит дни и ночи напролет, наблюдая за небесными светилами и порой за этим занятием впадает в транс. Примечательная деталь: Юлиан верил в существование нескольких миров, полагая духовный — абсолютом, а чувственный, то есть материальный, его отражением в искривленном зеркале.
Правда, по прибытии в Галлию у Юлиана, пожалуй, было не слишком много свободного времени. Не знаю, надеялся ли Констанций, что его подопечный усядется в лужу, к счастью, ничего подобного не произошло. Напротив, Юлиан оказался на удивление удачливым стратегом. Храбрость и чистосердечие сделали его очень популярным среди солдат, они и спасли полководцу жизнь, провозгласив своим императором. Констанций II, застигнутый этой скверной вестью в разгар приготовлений к походу против персов, уже лет сто как сидевших у римлян занозой в заднице, не знал, против кого повернуть войска. Смерть от простуды избавила императора от решения этой дилеммы. Констанций скончался поздней осенью 361 г. Под новый год легионы нового императора вступили в Константинополь.
1.9. Религиозная реформа Отступника
Утвердившись в Константинополе на престоле двоюродного брата и, естественно, воздав по заслугам тем из его приспешников, у кого не хватило ума сбежать, новый правитель немедленно занялся реформами. Как вы полагаете, чего? Ответ поразительный: церкви и системы образования. Отказавшись от христианства, к тому времени ставшего господствующей религией империи, Юлиан провозгласил свободу вероисповеданий. Следующим шагом он отделил церковь от Школы, каково?! А заодно подписал декрет, предписывавший восстановить Иерусалимский храм за счет государственной казны, как это некогда сделал персидский владыка Кир Великий.
В двух словах и не скажешь, какие мотивы двигали при этом императором, стремление наглядно продемонстрировать, что Иисус попал пальцем в небо, говоря, будто от Храма «не останется камня на камне»,[82] или что-то еще. Нам, вероятно, не следует забывать: христианство здорово изменилось с тех пор, как Иисус читал свои мирные проповеди, а став господствующей религией, вообще, прошу меня извинить, закусило удила. Детство и юность Юлиана прошли под аккомпанемент непрекращающихся раздоров и дрязг между христианскими иерархами, они бились за влияние и власть с таким ожесточением, что у всей империи трещали чубы. Идеологические баталии между двумя противоборствующими группировками никейцев и ариан время от времени перерастали в смертоубийства, сверженных противников, при самом благоприятном раскладе, подвергали анафеме и остракизму. Словом, друзья, у Юлиана были веские основания недолюбливать христианство, более того, полагать мракобесием. Воспитанный на лучших произведениях античных мудрецов, император повелел использовать пустующие языческие храмы как лектории, где каждый желающий мог ознакомиться с богатым наследием греческих и римских философов. Быть может, из тех же соображений планировалось восстановить и Храм Соломона.
81
По свидетельствам, оставленным Марцеллином, «в тех случаях, когда Констанций находил самый незначительный повод подозревать покушение на свой сан, он вел следствие без конца, смешивал правду и неправду и свирепостью превосходил Калигулу и Коммода. Взяв себе за образец этих свирепых государей, он в начале правления совершенно истребил всех связанных с ним узами крови и родства. Беды несчастных, против которых появлялись доносы, отягчали его жестокость и злые подозрения, которые в таких делах направлялись на все возможное. И если становилось известным что-нибудь подобное, он вместо спокойного отношения к делу приступал с жаром к кровавому розыску, назначал свирепых следователей, старался растянуть саму смерть в случаях казни, если это позволяли физические силы осужденных». Красноречиво, не правда ли?