Религия ничем не мешала большевикам строить "коммунистический рай на земле", откуда же такая антирелигиозная ярость? Все это объяснимо только одним: сквозь ложь большевистских лозунгов проступала действительная суть режима - ненависть диавола к Богу Вселюбящему.
Укрепившись в России, большевики начали методично прибирать к рукам и другие области бывшей империи. Для этого в национальные регионы ушли очередные лозунги "борьбы с великодержавным шовинизмом" и "национально-освободительного движения". Однако после достижения большевиками поставленных целей тотчас были заменены противоположными: "борьбой с буржуазным национализмом", а для Туркестана - "с пантюркизмом и панисламизмом", лозунгами "расстрельными".
В отношении к мусульманам большевики проявили особо изощренное коварство: режим, ненавидящий Бога, прикинулся другом Ислама.
Уже 20 ноября 1917 года большевики распубликовали "Обращение к мусульманам России и Востока", сулившее им все возможные свободы и блага. Народы Туркестана манили призраком создания собственных государств, для чего созывались "мусульманские" съезды, создавались "мусульманские" советы и комиссариаты. Однако, когда мусульманские лидеры действительно стали проявлять самостоятельность, на Туркестан была брошена Красная армия, беспощадно подавившая повстанческое движение, известное под наименованием "басмачества". С 20-х годов в Туркестане начинается физическое уничтожение мусульманской аристократии, интеллигенции и духовенства, массовые расправы над населением, не желавшим подчиняться большевистскому режиму. "Красные" банды расстреливали из пушек города, в районах возмущения поголовно истребляли жителей, устраивали голодный геноцид.
По подсчетам статистиков, славянские народы России во времена гражданской войны, "красного террора" и каторжных лагерей потеряли миллионы жизней.
А. Авторханов приводит подобную же статистику для мусульманских народов.
Прекратив междоусобицы в Центральной Азии, Российская империя создала условия для роста населения: в 1880 году в пределах державы жил один миллион мусульман, к 1917 году их уже было двадцать три миллиона, - но утверждение большевизма стоило мусульманским народам жизни шести миллионов человек.
В Туркменистане, где Белое правительство продержалось дольше других, репрессии приняли особо ожесточенный характер. Поскольку сопротивление велось под мусульманскими ("Армия Ислама") или православными ("За Веру и Отечество") лозунгами, чекисты пытались здесь "вырубить под корень" обе религии. Все православные приходы Туркменистана были разгромлены (за исключением трех, в которых духовенство угоднически переметнулось в "обновленческую" ересь, заискивавшую перед большевиками). За мусульманским духовенством была устроена настоящая охота, впрочем не всегда удачная: туркмены тщательно укрывали своих духовных наставников. В поисках "реакционного духовенства" чекисты зачастую арестовывали туркмен только потому, что у них хранились книги на арабском языке. Но даже когда оказывалось, что это была просто художественная литература, все равно их владельцев ожидали аресты и каторжные лагеря.
Содружество мусульман и православных утвердилось в Туркменистане уже в ХIХ веке. Но ничто так не сближает людей, как совместно перенесенные страдания. Большевики-богоборцы с одинаковой силой обрушили репрессии на Православие и Ислам. В этом краю одни и те же кощунники взрывали храмы и жгли мечети. Одни и те же чекисты арестовывали муллу и священника. Одни и те же "воинствующие безбожники" врывались в дома православных, срывали со стен и рубили топорами иконы, а в дни поста Рамадан вламывались в дома мусульман и насильственно запихивали им в рот пищу, заставляя нарушить пост. Перед лицом свирепых гонителей мусульмане и православные проникались взаимным сочувствием, стремились помочь друг другу.
Если Сибирь во времена большевистских репрессий называют "землей мучеников", то Центральная Азия должна быть названа "землей исповедников" сюда гонители массово ссылали твердое в вере православное духовенство и монашествующих. Здесь в разных городах и селеньях претерпевали ссылку 17 архиереев Русской Православной Церкви. Некоторое время в Ашхабадской ссылке находился один из величайших иерархов Русской Церкви, кандидат в Патриархи, митрополит Арсений (Стадницкий), - в конце своего поприща он возглавлял Среднеазиатскую епархию.
Известны случаи, когда мусульмане укрывали православных от гонений, рискуя собственными жизнями. Так в Теджене, в туркменской семье скрывалась приговоренная к расстрелу знаменитая подвижница, монахиня Евгения; к счастью, чекистам не пришло в голову искать её в доме мусульманина. О матери Евгении ссыльные архиереи говорили, что даже им она служит примером христианского мужества.
Преследование православных в Туркменистане усугублялось засильем еретиков - "обновленцев", официально признанных властями. "Обновленцы" занимались доносами на православное духовенство и провоцировали расправы с ним. Гениальный врач и святой подвижник, архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), некоторое время возглавлявший Среднеазиатскую епархию, с горечью отмечал: "В Полторацке (Ашхабаде) обновленчество пустило глубокие корни". Борьбу с обновленческой ересью в Туркменистане пытался вести энергичный архиерей, епископ Андрей (князь Ухтомский), действовавший сначала в Теджене, а затем и в Ашхабаде. К сожалению, епископ Андрей уклонился в другую крайность - в старообрядчество "беглопоповского" толка, и отпал от Православия.
Заключенные и ссыльные архиереи, невзирая на собственные страдания, горячо принимали к сердцу страдания всей Христовой Церкви. Там, где эти архипастыри могли собраться вместе, они обсуждали вопросы общецерковной жизни. В летописи Русской Церкви вошли "Марыйское" и "Ходжейлийское" совещания духовенства, сосланного в Туркменистан и Каракалпакию. Среди участников этих собраний - священномученики архиепископы Аверкий (Кедров), Прокопий (Титов), Августин (Беляев), впоследствии принявшие смерть за веру Христову.
Большевистский план "окончательного разложения Церкви" руками обновленцев провалился: еретики заработали только презрение православного народа. И тогда Церковь начали брать измором. Быстро раскручивался маховик репрессий: духовенство гноили в ссылках, лагерях и на каторге, сроки заточения все увеличивались - сначала два, три года, потом "шестерки", потом пошли "восьмерки" и "десятки". Через мясорубку заточений прошло практически все православное духовенство: священнослужителей время от времени арестовывали по соответствующим "спискам" и "распорядкам"; случаи, когда бы пастырь не имел бы в биографии "лагерной строчки", уникальны. Расчет был на то, что даже выжившие в лагерях будут нравственно сломлены. Но большинство вернувшихся из заточения священников вновь приступало к своему пастырскому служению.
Богоборческий режим долго выжидал, пока ослабеет и вымрет старшее верующее поколение, одурманивая молодежь пропагандой безбожия. Он готовился к часу, когда можно будет уничтожить Церковь при равнодушном молчании народа. В момент объявления "безбожной пятилетки" богоборцам несомненно казалось, что такой час настал. Ведь к 1941 году на свободе оставалось всего четыре православных епископа. Однако антихристово "планирование" было сорвано, по Промыслу Божию, началом войны с гитлеровской Германией.
Видный религиозный философ, протоиерей Сергий Булгаков писал: "Гитлеризм, как религиозное явление, есть ещё более отрицательное даже, чем воинствующий атеизм большевизма. Он более глубоко отравляет душу народную, чем большевизм, поскольку последний есть удушающее насилие, первый есть некоторое зачатие духовное, но зачатие в антихристианском язычестве". Тогда всем казалось, что фашизм представлял собою бульшую угрозу человечеству, чем большевизм. Потому даже в безбожном большевистском СССР как православное, так и мусульманское духовенство сразу же заняло антифашистскую позицию. А правительство, испуганное страшной военной угрозой, было вынуждено воззвать к религиозным чувствам народа - из уст Сталина впервые прозвучало церковное обращение: "братья и сестры".
В битве с гитлеризмом народы СССР проявили массовый героизм, - в их числе и туркмены, как свойственно этому народу, блистали воинской доблестью. Явные чудеса Божии, свидетелями которых стало множество людей на фронтах и в тылу, привели к вере новое, "военное" поколение.