– Ну а потом, – закончил Гулин, – много всего было, пусть твой Вася излагает, ему виднее, он после меня РТП стал. Да и про моих ребят он все знает, мы ведь рядышком три недели в госпитале валялись, о чем только ни вспоминали…
КТО ВИНОВАТ ?
(Рассказывает Ольга)
Мои пожарные редко бывают единодушны – не упускают повода поспорить, но на сей раз сошлись в одном: честь и хвала Гулину, который без колебаний и сомнений объявил пожару номер пять! Вообще-то начальники караулов редко берут на себя такую ответственность: объявишь, как говорят ребята, с перепугу повышенный номер, сорвешь со всего города силы и начальство, а пожар окажется пустяковый, трех-четырех стволов на него более чем достаточно; начальство особенно ругать не станет, разве что не слишком ласково посмотрит, а вот товарищи долго будут посмеиваться и, что еще хуже, выражать сомнения в уровне профессионального мастерства.
Пятый номер для пожарного звучит грозно, как SOS: все, кто видит и слышит, обязаны немедленно и безоговорочно идти на помощь. С той минуты, как Гулин объявил пятый номер, к Дворцу искусств по тревоге выехали практически все пожарные машины города и близлежащих районов области, все свободные в этот день от службы офицеры и рядовые, которых удалось оповестить. Город оказался оголенным, только часть сил осталась на особо важных объектах.
Итак, все сошлись в одном: тон задал Гулин. Если бы он сначала пошел в разведку и лишь потом объявил пожару номер пять, было бы потеряно минут десять, не меньше. Теперь, конечно, трудно определить, сколько жизней спас Гулин своим решением, но все полагают, что никак не меньше двадцати-тридцати. И это не считая того, что на те же десять минут раньше началась операция по спасению людей, находящихся в высотной части! Так что по самому большому счету товарищи считают Гулина одним из главных героев Большого Пожара; даже нашумевшая история с собственными машинами – и та оказалась к его чести: за человеческие жизни не жаль заплатить любую цену.
– Кстати, о героях, – сказал Вася, когда я закончила читать рассказ Гулина. – За каждый пожар, на котором мы рискуем собой, кого-то надо было бы всенародно выпороть!
– Выпороть? – возмутился Дима. – Филантроп! Ремней нарезать из филейной части!
– С мертвых не спросишь, – заметил Дед. – Тот полотер за свой окурок расплатился сполна.
– Кто же тогда виноват? – спросила я. – Уборщицы с их тряпьем и химикатами?
– Что с них возьмешь, – отмахнулся Слава. – Суд правильно решил: директор Дворца и главный инженер! И за уборщицами недосмотрели, и ремонт внутренних лестниц затеяли, и оповещения не обеспечили… За такое я бы их не условно, а по-настоящему наказал.
Вася покачал головой.
– Скользишь по поверхности, капитан Нилин, а жизнь, капитан Нилин, это не каток. Но будь ты верхоглядом, как справедливо заметил однажды полковник Кожухов, ты бы понял, что и окурок, и уборщицы, и лестницы, и оповещение – следствия, а не причины. Суть явления в ином, ищи ее глубже.
– Если суть, то не надо было строить высотку, – твердо заявил Дед. – Ишь, размахались, вавилонские башни им нужны!
– Будем смотреть в глаза реальности, – сказала я, – высотки строили и будут строить, в наше время отказаться от них так же невозможно, как от сверхзвуковых скоростей. Но не надо уходить в сторону, мне важно понять, где собака зарыта. Вы как-то говорили, что в современном жилом доме при пожаре выгорает обычно одна-две квартиры, дальше огонь упирается в капитальные стены, и с ним удается справиться; почему же по Дворцу огонь бежал так, будто его подгоняли плеткой? И кого, как деликатно выразился Вася, за это нужно всенародно выпороть?
– Ольга сегодня красноречива и торжественна, – констатировал Дима. – Как тогда, когда нашла неизвестный автограф Горького. Докладывай, чего выкопала.
– А ведь угадал! – призналась я, раскрывая сумку. – Две прелюбопытнейшие бумаги! Первая – это письмо представителей творческой интеллигенции города на имя председателя горисполкома Агеева. Отправлено ему восемь лет и три месяца назад, то есть ровно за полтора года до Большого Пожара.
– Письмо? – Дима разочарованно пожал плечами. – Подумаешь, сапог Петра Великого, за нею в музее и гривенника не дадут.
– А если к этому письму подколота резолюция Агеева на имя Савицкого?
– Тогда другое дело, – оживился Дима. – Читай, мы все, как говорил то ли Атос, то ли Арамис, обратились в слух.
Надо дружить с секретаршами! Неискушенный человек и не подозревает, что именно секретарша, а не ее шеф, может решить любое дело. Секретарша может доложить, а может промолчать, может подсказать, а может состроить такую гримасу… Секретарша – великая и еще недостаточно исследованная сила современного общества; иной шеф бог знает что о себе думает, а на самом деле он не более чем авторучка в руках своей секретарши. О существовании этого письма я узнала из случайного разговора с Новиком, главным режиссером народного театра; услышав, чем я занимаюсь, он рассказал о том, как «выкручивали руки пожарной охране». Два дня я рылась в архиве, но концов найти не могла, и если бы не дружески расположенная ко мне Татьяна Ивановна, секретарь председателя горисполкома, я бы так и не напала на след этого примечательного документа. Она быстро разыскала и письмо, и, что еще важнее, ответ Савицкого.
И я прочитала вслух:
«Уважаемый Евгений Андреевич! Завершено строительство Дворца искусств – одного из крупнейших зданий подобного назначения. В десятиэтажный основной корпус и одиннадцатиэтажную высотную часть готовы въехать новоселы – библиотека и краеведческий музей, народный театр и любительская киностудия, литературное объединение и шахматный клуб, мастерские народного творчества, самодеятельных художников, хореографические и музыкальные коллективы… Наконец-то город получит превосходный выставочный зал, кинотеатр, он же концертный зал на две тысячи мест, комфортабельные, размещенные в высотной части гостиничные номера для приезжающих на гастроли творческих коллективов… Уже сегодня дирекция Дворца готова вручить ключи новоселам, но… как шлагбаум, будущим новоселам преградила дорогу пожарная охрана. Вот уже третий месяц всевозможными нелепыми придирками, граничащими с издевательством, она задерживает торжественное открытие Дворца, вызывая возмущение общественности города, многих тысяч людей, добровольно отработавших на строительстве Дворца по сорок-пятьдесят часов. Противопоставив себя интересам города, пожарная охрана…»
– Ну, далее сплошная беллетристика, литературные красивости, – сказала я. – И подписи: Новик, Микулин, Зубов, Хорев, шахматный маэстро Капустин, актеры… И резолюция Агеева на листочке: «Тов. Савицкий! Прошу срочно – словно „срочно“ зачеркнуто, написано „немедленно“ – доложить. Учтите, дело не терпит отлагательств.
– Придирки… издевательства.., – негодующе прогудол Дед. – Художники слова! Мы-то слышали, что на полковника со всех сторон жали.
– И вот его ответ, – продолжила я. – Возмущаться будете потом, слушайте внимательно и не перебивайте. Так… номер такой-то, от такого-то числа… Текст: «Хотя проектная организация и строители выполнили ряд требований УПО, при сооружении здания допущены многочисленные нарушения. Деревянные панели отделки стен лифтовых холлов, коридоров и дверей не обработаны огнезащитным составом; в ряде мест не заделаны строительным раствором неплотности в местах пропуска отдельных коммуникаций через межэтажные перекрытия, что может способствовать быстрому распространению огня по этажам; несмотря на наши решительные возражения, полы коридоров и ряда помещений покрыты лаком и синтетическими ворсовыми коврами, стены оклеены синтетическими моющимися обоями; отделка внутренних лестничных клеток, являющихся главными путями эвакуации, также выполнена из синтетических материалов – перила, ковровые дорожки; не смонтированы устройства вентиляционных шахт для удаления дыма с горизонтальной вытяжкой и клапанами на каждом этаже; в помещениях отсутствуют планы эвакуации; отсутствуют наружные пожарные лестницы; коридоры и холлы не оборудованы автоматической пожарной сигнализацией…» И так далее. Ну, что скажете?