— Таня, — но тут же, смутясь, поправилась. — Татьяна Николаевна Кондрахина.
К удивлению Саши она оказалась сменным прорабом.
Всего лишь год назад комсомолка Таня Кондрахина кончила Рязанский техникум. С дипломом гидротехника она приехала на строительство и вскоре стала сменным прорабом — руководителем сотен людей.
По этому поводу, выходя из прорабки, Юрий Петрович удовлетворенно сказал:
— Смело выдвигают молодежь.
Таня Кондрахина посоветовала им спуститься в забой на экскаватор Василия Лямина. По ее словам он затеял «что-то новое». Но, прежде чем направиться туда, Юрий Петрович и Саша зашли в маленькую деревянную будку рядом с прорабкой. По ее скромному внешнему виду никак нельзя было подумать, что обитают в ней очень важные для стройки люди. Оказалось, от них зависела бесперебойная работа экскаваторов, освещение дорог и отвалов, к ним за помощью обращались и десятники, и трактористы, и экскаваторщики, и шоферы.
Это были электрики. Их смену возглавлял Виктор Захарович Стариков — худощавый, стремительный и разговорчивый человек средних лет. Когда вошли Юрий Петрович и Саша, он наскоро кончал свой ужин, запивая хлеб молоком.
Тут же был его помощник Вася Попов. В его разговоре, в манерах чувствовались хорошие армейские привычки: он был скуп на жесты, отвечал коротко, взвешивая свои ответы. Весь он — коренастый и плотный, в комбинезоне, перехваченном широким ремнем — был как-то особенно подтянут и ладен.
Долго говорить с ними Юрию Петровичу не пришлась. Принесли известие о повреждении электрооборудования экскаватора, и Виктор Захарович развел руками:
— Извините, не могу, в другой раз…
В забое по глыбам земли метались широкие серые тени. Василий Лямин — в белой рубахе, длиннолицый, с запыленными вихрами темных волос — удивительно ловко действовал рычагами управления, и объемистый ковш, послушный большим и сильным рукам экскаваторщика, то срезал подошву забоя, то вгрызался в его стену, то повисал над кузовом автомашины.
Экскаваторщик так был занят работой, что Юрий Петрович не решился заговорить с ним. Обо всем ему рассказала учетчица Лена Рогач. Перед началом смены Василий Лямин дал ей свои часы, чтобы она учитывала работу экскаватора строго по минутам.
— До сих пор у нас не было почасового графика, — сказала Лена, и эти скучные сами по себе слова прозвучали в ее устах с каким-то особым оттенком гордости и задора.
— Ну, как, Лена, дела? — крикнул в это время Лямин.
Она поглядела в свой листок:
— Перевалил за тысячу кубометров!
— Хорошо идет работа — минула лишь половина смены, а норма уже выполнена. Это обрадовало Лямина, и он по-мальчишески задорно крикнул шоферу, который замешкался под подгрузкой:
— Эй, дизель! Поспешай — не на именины приехал!
И хотя шаферское самолюбие было задето этим, шофер доброжелательно улыбнулся и погрозил пальцем: дизель, мол, тоже не подведет.
В кабине грузовика Юрий Петрович и Саша доехали до отвала — места, где ссыпали землю, вынутую из котлована.
Приметней всех там была высокая девушка в больших сапогах, фуфайке и белой косынке. Она властно распоряжалась шоферами, покрикивала на них и вообще производила впечатление крупного начальства.
— Кто я? — удивленно переспросила она Юрия Петровича, очевидно, полагая, что ее все должны знать. — Я — Шура Беликова. Должность? Учетчица!
— Куда ты ссыпаешь! — вдруг строго закричала она на шофера. — Разве здесь надо ссыпать? Не запишу этот рейс.
Шофер смущенно начал оправдываться и просить «записать рейс», но Шура непреклонно отрезала:
— Нет.
Вернувшись к Юрию Петровичу и Саше, она кивнула на шофера: — Воспитательная работа, иначе с ними нельзя.
Самосвалы шли один за другим, и шоферы, выглянув из кабинок, почтительно приветствовали Шуру Беликову.
Саша чувствовал, что очень устал, но так много невиданного, интересного нахлынуло на него, что он даже не подумал о возвращении домой. Он даже был огорчен, когда Юрий Петрович сказал:
— Последний заход — на земснаряд, а потом — домой.
Земснаряд «Волжская-22» разбросал по воде дрожащее отражение своих огней. Багермейстер Георгий Иванович Фомин — неторопливый усач в форме речника показывал гостям свое хозяйство. Земснаряд представлял собою огромную баржу, на которую была установлена землечерпательная машина. Георгий Иванович всерьез сердился, когда его земснаряд непочтительно называли землечерпалкой.