Следя за тем, как брат одевается, Пашка думал, что же ему предпринять. Взять его с собой в поездку Николай решительно отказался. Сидеть в комнате и смотреть, как плачет светлыми слезами за окном сосулька, не хотелось. Не за тем он в самом деле приехал на стройку!
— Я пойду гулять, — сказал Пашка.
— Домой поезжай, — настойчиво повторил Николай. — Я матери записку послал, все равно она увезет тебя.
Пашка, не сказав на это ни слова, вышел. Ладно, он сам о себе позаботится. Пойдет и попросится на работу, он знает, что мальчишек тоже берут. Зимой в Ставрополе был, например, такой случай. Окно дома, где жил Пашка, выходило на обширный пустырь, в его углу был навес для лошадей, а посередине стоял длинный одноэтажный дом, обшитый серыми досками — «заезжий двор», как называли его в городе. Однажды Пашка увидал в окно, как на крыльцо дома вышел приземистый, совсем маленький мальчишка без шапки, в черных штанах с голубым кантом ремесленного училища и в розовой майке. Он сладко потянулся, сцепив пальцы на затылке, попробовал — безуспешно — пригладить торчащие волосы мочального цвета и вдруг, опершись одной рукой о перила, легко махнул через них на снег. Там он сосредоточенно, с серьезным выражением маленького веснущатого лица принялся делать гимнастику,
С тех пор, как город стал центром великой стройки, Пашка видел на заезжем дворе много разного люда, но такого «закаленного» человека встречал впервые. Сам Пашка был лучшим физкультурником пятого «Б», блестяще выкидывал на турнике склепку и жал стойку на брусьях. Надо было показать этому мальчишке, что и здесь водятся настоящие спортсмены. Пашка прислушался, — мать скребла в кухне сковороду. Сунув ноги в валенки, Пашка, как был в трусах и нижней рубашке, выскочил за дверь. По ногам хлестнул морозный ветер, кожа сразу посинела, покрылась мелкими пупырышками. Комплекс упражнений, конечно, выбрал самый сложный, но на мальчишку это не произвело никакого впечатления. Кончив гимнастику, он снял майку, схватил две горсти снега и крепко растер им руки, грудь, плечи, спину. Пашка сейчас же сделал то же самое. Тогда мальчишка, наконец, обратил на него внимание. Согнув руку в локте, он потрогал налитой мускул и спросил:
— Хочешь — вдарю?
— Я тебе вдарю… — очень неуверенно сказал Пашка, покосившись на вздутый мускул, и отступил на крыльцо.
— Не бойся, — дружелюбно засмеялся парень. — Ты здешний?
— Здешний, — гордо сказал Пашка, считавший, что родиться и жить в городе, который стал центром великой стройки, — уже немалая честь.
— Где отдел кадров, знаешь?
— Знаю. А зачем тебе?
— Чудашка! — снисходительно удивился мальчишка. — На работу поступать, — зачем?
— Так тебя и возьмут. Не дорос еще, — насмешливо сказал Пашка.
— Это ты, может быть, не дорос, а у меня — вот он.
И мальчишка похлопал по карману своих черных с голубым кантом брюк.
— Чего?
— Вызов.
— Вы-ы-ызов, — недоверчиво протянул Пашка, зная, что вызов получают только самые необходимые на стройке люди. Чтобы убедиться в правоте мальчишкиных слов, Пашка подошел к нему, и тот показал ему настоящий вызов, с печатью, в котором значилось, что сварщик Семен Ушаков вызывается на стройку, где ему будет предоставлено общежитие.
В это время на крыльце показалась мать с веником в руке.
— Ты, вражененок, что это раздетый выскочил? — закричала она, грозя веником.
Конечно, веник предназначался не для Пашки, а просто мать вышла мести в сенях пол, но как объяснить все это сварщику Семену Ушакову?
«Эх, что он подумает?» — ужаснулся Пашка и умоляюще посмотрел на мать: «Не подведи».
— Марш домой, — строго сказала она. — Лучше бы за газетами сходил, чем голоногим по двору бегать.
— Эксплуатируете вы меня, — сердито буркнул Пашка, направляясь к крыльцу.
Мать ахнула.
— Вона, какое слово вывернул! Это ты матери-то такие слова, а? Да я тебя за них…
Она хотела ударить Пашку веником, но он увернулся и шмыгнул мимо нее в дверь.
Так бесславно кончилось знакомство с Семеном Ушаковым. Но в то же время зародился у Пашки план удрать к брату на правый берег, где уже полным ходом шло строительство.
Из общежития Пашка направился к берегу. По скользким глинистым дорогам, изрубцованным шинами, шли машины, груженные темной от сырости землей, навстречу им, громыхая кузовами, неслись порожние.
«Хорошо быть шофером», — думал Пашка.
Машины по разъезженному склону спускались в котлован, где в забоях, как огромные жуки, рокоча, ворочались экскаваторы.
Этот котлован они рыли для фундамента под здание гидростанции. Машина всего на несколько секунд задерживалась возле экскаватора, его ковш повисал над кузовом, отваливалась, как челюсть, крышка, и комья мокрой глины тяжело падали вниз, осаживая машину на рессорах. Один ковш — и машина загружена доверху.