«Хорошо быть экскаваторщиком», — подумал Пашка. Он представил, как будут ждать его в классе, а потом узнают, что он работает в правобережном районе шофером, экскаваторщиком или сварщиком, и все мальчишки непременно будут завидовать ему.
На льду только что закончили спуск второй линии дюкера. Инженер Смирнов, усталый после бессонной ночи, стоял на берегу у телефонного аппарата, прикрепленного к столбу, курил. Раздался резкий звонок аппарата, Смирнов поспешно сорвал трубку.
— Выехали? — спросил он. — Хорошо.
Во время этого короткого разговора Пашка участливо смотрел на инженера.
— А я знаю, кого вы ждете, — сказал он, когда инженер повесил трубку.
— Ты, собственно, кто? — равнодушно спросил Смирнов.
— Я работать приехал, — с достоинством ответил Пашка.
В это время на дороге показались машины. Не останавливаясь, они осторожно съехали на лед; из головной машины инженеру помахал рукой Емельянов.
Сзади к инженеру подошел высокий, грузный человек, в кожаном пальто, в резиновых сапогах.
— Доброе утро, Василий Никанорович, — поздоровался с ним Смирнов. — Поспали?
По свежему, выбритому виду Лодыгина было и так видно, что он поспал.
— Вам тоже давно пора, — сказал он инженеру.
— Иду, иду. Хотелось посмотреть, как машины пойдут.
— Весна, весна — смятенье чувств, — шутливо сказал Лодыгин. — Ранняя она в этом году, дружная. Кому-нибудь и хорошо, а нам — прямо нож острый.
— Василий Никанорович, еще один болельщик объявился, — смеясь сказал Смирнов.
— Этот что ли? — кивнул Лодыгин на Пашку и спросил его строго. — Откуда ты?
— Из Ставрополя, — тихо ответил оробевший Пашка.
— Ну, это близко, отправим.
Пашка отступил на несколько шагов.
— Я к брату приехал.
— У всех вас тут родственники.
— Правду говорю, — обиделся Пашка. — У меня брат шофером здесь работает — Емельянов.
— Вот как! — сразу подобрел Лодыгин. — Хороший у тебя брат…
— Факт — хороший, — ухмыльнулся Пашка и решил уж идти напролом: — А что, нельзя ли здесь на работу кем-нибудь устроиться?
Лодыгин развел руками.
— У меня таких должностей нет — «кем-нибудь».
А Смирнов сказал:
— Типичный болельщик, Василий Никанорович. Надо бы отправить его домой.
Пашка отскочил и бросился бежать вдоль берега.
— Ты что — ошалел?
Низкорослый парень схватил Пашку сильными руками, и оба едва не полетели в грязь. Переводя дыхание, Пашка взглянул на него и сразу же узнал Семена Ушакова. Узнал и Семен Пашку:
— А, здорово, брат! От кого ты тикаешь?
— Так просто, тренируюсь, — сказал Пашка.
— Ну, как живешь?
— Ничего. Вот приехал на работу устраиваться.
— Дело, — похвалил Семен. — Какую специальность имеешь?
— Чего?
— Специальность, говорю, какую имеешь?
— Никакую.
— Значит, зря приехал, — убежденно сказал Семен. — Без специальности не возьмут.
— Меня брат устроит, — похвастался Пашка, но все-таки ему сделалось очень неприятно от слов Семена.
Они пошли рядом по скользкой дороге к общежитию. Семен рассказывал:
— Работы много. Сейчас небольшой перерыв, и опять — на лед. Будем третью нитку дюкера сваривать, как только шоферы трубы подвезут…
— Что это за дюкер? — спросил Пашка.
— Эх, ты! Отстал от жизни.
И Семен начал подробно рассказывать о дюкере. Уже у самой двери общежития Пашка спросил:
— А нельзя в сварщики поступить?
Семен даже нахмурился.
— Нет, нельзя. Учиться долго нужно.
В общежитие Пашка не пошел. Крадучись, чтобы не встретиться с Лодыгиным или Смирновым, пробрался он снова на берег. Но там никого не было, все, пользуясь короткой передышкой, разошлись отдыхать. Тяжелый намокший ветер упруго толкал в грудь, ерошил воду в длинной, через всю реку, проруби, или «майне», как оказал Семен. Шурша, сползал с крутого берега снег.
Одиноко стало Пашке и жалко себя. Никто не понимает его, гонят, словно он задумал что-то плохое. А он ведь просто, как и все, хочет работать на стройке, помогать великому делу. Маленький! Ну что же! Разве слабее от этого желание быть здесь?
Ветер разрывал серые облака, низко нес их над землей, в промежинах открывалось голубое солнечное небо. Неподалеку от Пашки сел крупный блестящий грач. Крепким носом деловито ткнул грязный комок снега, склонив голову набок, и посмотрел на Пашку круглым глазом, словно спрашивая: «Не тронешь?». Решил, что не тронет, и крикнул на своем грачином языке. Тотчас же слетелись еще грачи, начали долбить носами комки снега, вскидывая их и разбивая.