Дела шли бы еще лучше, но мешала наша популярность. С самого начала жители Конститусьона проявили необычайный интерес к постройке плота. Все они, по существу, были нашими хозяевами, и многие из них самым различным образом оказывали нам помощь, поэтому было бы невежливо и неумно их отталкивать. Мы держались спокойно, хотя нам иногда казалось, что на нас смотрят, как на необыкновенных зверей в зоопарке.
Со временем толпа наблюдателей не только возросла, но и стала непонятно требовательной и беспокойной. Такая перемена настроения, разумеется нежелательная для нас, была вызвана, прежде всего, постепенным потеплением. Конститусьон принадлежит к числу излюбленных курортов, и каждое лето тысячи отдыхающих из Сант-Яго и Вальпараисо проводят здесь свой отпуск. В это лето гостившие здесь жители больших городов казались особенно оживленными и веселыми. Если бы они только потешались над нашими планами, было бы еще ничего, но многие считали их плохой, очень плохой шуткой. Я устал отвечать на сотни глупых вопросов, например таких: а уверены ли мы, что плот поплывет, собираемся ли мы на Таити или на Гаити и почему бы нам вместо плота не построить судно? Я хотел было соорудить вывеску, подобную той, какую сделал Эрик в Гонолулу, когда строил свое спаренное каноэ "Каимилоа" в 1936 году. На одном из деревьев возле своей временной верфи он повесил объявление с обезоруживающим призывом: НЕ СТОИТ ПЫТАТЬСЯ УБЕЖДАТЬ НАС В ТОМ, ЧТО МЫ СУМАСШЕДШИЕ, - МЫ УЖЕ ЭТО ЗНАЕМ. Но я не обладал бесцеремонной иронией Эрика. Кроме того, многие из наших простодушных доброжелателей наверняка были бы обижены.
Одного из посетителей мы всегда встречали с радостью. Это был начальник железнодорожной станции в Конститусьоне Горасио Бланко. Он был человек действия и в то же время бескорыстный идеалист, а это весьма редкое сочетание. Как потом выяснилось, это он уговорил владельцев верфи проявить интерес к нашей экспедиции и сделать нам великодушное предложение. Горячие патриотические чувства, вернее местный патриотизм, побудили Горасио Бланко помочь нам. Он хотел вернуть Конститусьону то величие и ту славу, какие были у него в XVI-XVII столетиях, когда отсюда регулярно отправлялись корабли в дальние плавания, в Панаму и Европу. (Хуан-Фернандес, открывший во время своих многочисленных и смелых плаваний острова, которые теперь носят его имя, был великим сыном этого города.) Горасио Бланко был убежден, что постройка плота не только откроет новую славную эпоху в истории города, но и оживит его деловую жизнь, в которой чувствовался некоторый застой. Он много нам помогал, так как ему приходилось встречать всего лишь четыре поезда в день. Казалось, он обладал шестым чувством, догадываясь о наших желаниях и нуждах, и умел найти наилучший способ все устроить. И если иной раз случалось, что у него не было времени прийти помочь, он присылал кого-нибудь из своих одиннадцати детей, которые все до одного унаследовали энергию и изобретательность отца.
Со временем я привык к тому, что Бланко может наладить любое дело, и принимал это как должное. Когда Эрик однажды неожиданно заявился к нам и поручил мне не только быть его заместителем, но и радистом экспедиции, Бланко посвятил меня в тайны азбуки Морзе. В дальнейшем я на час раньше начинал свой рабочий день уроком этой азбуки на вокзале Конститусьона. К счастью, вокзал находился всего лишь в нескольких стах метрах от верфи. Не помню, просил ли кто-нибудь Бланко, но он взял на себя обязанность доставить нам провизию, медикаменты, паруса, якоря я другое необходимое снаряжение, которое предусматривается для плавания не менее полугода. Не знаю, каким образом он этого добился, но к рождеству из магазинов и с фабрик непрерывным потоком стали прибывать огромные ящики. Нам оставалось только принимать их и благодарить. Думаю, что нисколько не преувеличу, если скажу, что без его бескорыстной помощи постройка плота и все приготовления заняли бы вдвое больше времени и потребовали бы огромных средств.
В начале января 1958 года, как обычно без предупреждения, приехал Эрик и с довольной миной объявил, что почти закончил свою книгу. Он заверил меня, что книга острая и, наверное, многих заденет. (Позднее выяснилось, что он, к сожалению, был прав.) Не без некоторой гордости мы с Хуанито сообщили ему, что и наша работа подходит к концу. Собственно говоря, плот можно было уже спускать на воду. Оставалось лишь закончить внутреннее оборудование каюты. Мы обещали Эрику управиться заблаговременно, лишь бы он сказал, когда намечается отплытие.
- В столичных газетах уже давно сообщалось, что наше отплытие состоится 15 февраля, - сказал Эрик, озорно сверкнув глазами. - Не имею ни малейшего представления, откуда пошли слухи. Но давайте поможем газетам хотя бы раз сказать правду и назначим наше отплытие на этот день.
Понятно, что ни у меня, ни у Хуанито возражений не было.
Обычно любое новое судно, перед тем как отправиться в дальнее плавание, проходит испытание. Мы последовали этому мудрому правилу, когда построили первый плот. Но теперь нам, к сожалению, пришлось отказаться от предварительных испытаний. Мы не обратили внимания на то, что наша верфь, как и все остальные, находилась на берегу широкой и бурной реки Мауле, чуть дальше километра от ее впадения в океан. Веками воды реки несли массы гравия и песка, постепенно поперек всей дельты образовался широкий подводный барьер. Потоки речной воды и огромные волны с Тихого океана, сливаясь на этом барьере, выступавшем нередко над водной поверхностью, создавали непрерывную линию бурунов. Попытка преодолеть это препятствие была связана с серьезным риском. Возвращаться против течения было невозможно. Именно по этой причине мы с самого начала вынуждены были отказаться от пробного плавания. Эрик разрешил проблему с присущей ему смелостью. Он коротко сказал:
- Давайте считать, что рейс отсюда до Кальяо будет пробный. Это, конечно, довольно долгий путь для испытаний - от Конститусьона до Кальяо 1500 миль, - но таким образом мы сумеем лучше изучить мореходные качества плота, чем за те несколько дней, которые мы кружились бы возле Конститусьона Кроме того, в Кальяо больше возможностей для реконструкции или ремонта плота, если это понадобится.
Мы согласились с ним.
Приблизительно через неделю после необычно короткого визита Эрика приехали Жан и его друг Ганс Фишер, (которого Эрик незадолго до этого принял в состав экспедиции) с целым грузовиком оборудования по метеорологии и для исследований вод океана. Ганс Фишер ничуть не напоминал чилийца. Это был блондин с голубыми глазами и розовой кожей, и я ни капельки не удивился, когда узнал, что его родители немецкие переселенцы. Он был веселого нрава, добрый, но очень непрактичный и к тому же настоящий "сухопутный" моряк. В общем выбор Эрика меня не обрадовал. Затем я долго прикидывал, как разместить все их причудливые приборы и инструменты, - сначала мне это казалось неразрешимой проблемой. Жан спешно уехал в Сант-Яго за оставшимся оборудованием.
За неделю до спуска на воду, назначенного на 12 февраля, мы закончили последние работы.
Все шло, как говорится, по расписанию. Вот только Жан все еще не возвратился из Сант-Яго, и Хуанито куда-то исчез. Эрик, поселившийся теперь в Конститусьоне, серьезно забеспокоился. Мне его беспокойство было не совсем понятно - ведь к нам приходили сотни знающих людей и умоляли взять их в путешествие. Через несколько дней вернулся Хуанито очень утомленный, но с блаженным видом, говорившим, что он основательно попрощался со всеми прелестями жизни на берегу. Хуанито заявил, что не желает больше быть коком. Тогда Эрик, не без умысла, назначил его заведующим продовольственным снабжением. Ничего не подозревавший Хуанито был очень доволен и благодарен. Вслед за Хуанито появился Жан с десятью ящиками порожних бутылок для проб воды и планктона. Он с серьезным видом объяснил свое опоздание только тем, что трудно было найти пробки для пробирок. Я почти поверил ему.
Спуск на воду состоялся, конечно, в присутствии Горасио Бланко. На верфи собрались чуть ли не все жители Конститусьона и все отдыхающие, чтобы торжественно отметить это важное событие. По-видимому, у многих были плохие предчувствия. И когда наш "величественный" плот легко скользнул на воду, послышались удивленные возгласы многотысячной толпы: "Плывет! Плывет!!" Конечно, он плавал не как пробка, но погрузился в воду не выше третьего настила бревен. Палуба возвышалась над поверхностью воды на полметра. Остаток дня и большую часть следующего мы занимались погрузкой оборудования и съестных припасов. Лишь поздно вечером 14 февраля мы вызвали моторное судно, которое, по договоренности, должно было отбуксировать нас в устье реки к набережной в Ла Поса, откуда на следующий день нам предстояло отплыть. В мгновенье ока на плоту оказалось с полсотни искренних доброжелателей. Мы не стали даже возражать против такого удобного случая лишний раз проверить прочность плота. Результат обрадовал нас - несмотря на большую нагрузку, плот опустился всего лишь на несколько сантиметров. В необычайно приподнятом настроении мы пришвартовали плот к бетонному причалу в Ла Поса и направились в один из многочисленных городских ресторанов, где чилийские друзья устроили в нашу честь праздничный обед. В нем не участвовал только Горасио Бланко, который со свойственной ему услужливостью и самоотверженностью предпочел остаться на плоту, чтобы присмотреть за ним и наполнить питьевой водой шесть 200-литровых бочек.