- Идиоты, вы позабыли сделать выдвижной киль. Думаю, вам пора знать, что для управления плотом нужен выдвижной киль. И не берите выдвижных килей со "Второго". Они тяжелы.
Сконфуженные, мы поспешно принялись сколачивать из деревянных планок и остатков мазонита метровый выдвижной киль, а затем с большими усилиями закрепили его между средними поплавками. Мы настолько увлеклись этой трудной работой, что не заметили, как плоты сблизились. Они с ужасным грохотом ударились друг о друга. На "Третьем" не было заметно каких-либо повреждений, но уверенности, что новый плот сможет выдержать хотя бы еще одно такое столкновение, не было. Вскоре снова подул ветер, мы торопливо подняли паруса и снялись. Ветер дул ровно настолько, чтобы их наполнить, и мы медленно поплыли. Хуанито, широко улыбаясь, стоял у кормового весла. Наш когда-то красивый кипарисовый плот, которому мы были так благодарны за свое спасение, выглядел теперь каким-то жалким обломком, мы провожали его печальными взглядами, пока он не скрылся за горизонтом. Ничего удивительного в том, что мы грустили, не было - ведь с момента отплытия из Конститусьона мы провели на борту "Таити-Нуи II" ни много ни мало 180 богатых событиями дней.
Наш новый плот плыл сверх ожидания хорошо, но, как и его предшественник, он совсем не мог идти против ветра. Больше всего нас беспокоил один вопрос: на сколько градусов мы отклоняемся от направления ветра? Бросив в кильватер щепку на веревке, мы узнали, насколько нас сносит. Как и следовало ожидать, при господствующем северо-восточном ветре снос был слишком большим, чтобы достигнуть острова Старбак. Хуанито был достаточно опытным моряком, чтобы видеть это, но Жан и Ганс упорно отказывались верить своим глазам и, судя по их разговорам, считали меня виновным в том, что мы не можем держать курс прямо на остров.
Еще в полдень 15 августа, когда на основании наблюдений было выяснено, что мы находимся южнее Старбака на 70 миль, я попытался было предложить новый курс и направиться, пользуясь непрекращавшимся северо-восточным ветром, прямо на остров Пенрин. Жан и Ганс выдвинули смехотворный довод, что ветер может неожиданно измениться, и стали настаивать на договоренности: сначала сделать все от нас зависящее и достигнуть Старбака. Я вынужден был отказаться от своего намерения. Ровно через сутки мы прошли мимо Старбака в 29 милях. Это было неизбежно при том, как глупо мы держали курс. Жан и Ганс долго и недоверчиво рассматривали мои вычисления и, убедившись наконец, что мы промахнулись, были вне себя от отчаяния. Настроение упало и у меня. За Старбаком лежало всего лишь несколько таких же незначительных коралловых островов, а за ними - открытый океан до островов Самоа, которые с точки зрения мореходства были далеко не идеальной целью.
В то время о Старбаке нам было известно только одно - на карте это кусочек земли, который не провалится у нас под ногами, что нас вполне устраивало. Лишь после возвращения на Таити я заинтересовался этим островом и неоднократно обращался к более опытным капитанам шхун с просьбой что-нибудь о нем рассказать. Но никто из них никогда не был на Старбаке и не слышал, чтобы кто-нибудь из моряков его посещал. Это еще более подогрело мое любопытство, и я стал искать сведения об острове в книгах. Постепенно из собранных мною скудных данных я узнал, что остров, на который мы в течение нескольких недель возлагали все свои надежды, представлял собой следующее.
Старбак, названный именем английского капитана китобойного судна, открывшего его в 1823 году, имеет в длину немногим более 8 километров и почти 4 километра в самом широком месте. Огромный коралловый риф, о который со страшной силой разбиваются морские волны, образует сплошную стену вокруг всего острова. В нем нет ни одного места, к которому можно было бы подойти, и даже якорной стоянки.
Как и большинство атоллов, Старбак - очень низкий остров, высота его над уровнем моря не превышает 5 метров. Во время циклонов или землетрясений поднимаются такие сильные волны, что они перекатываются через весь остров. Старбак в одном отношении отличается от большинства атоллов Южных морей: остров усеян редкими кочками и низкорослым кустарником, не выше метра. На нем нет никаких съедобных плодов. Большая часть острова, если не считать узкой песчаной полосы вдоль берега, покрыта пометом морских птиц и толстым слоем соли, образовавшимся в результате испарения морской воды, поэтому на расстоянии Старбак производит впечатление большой льдины. На нем совершенно нет питьевой воды.
Первая и единственная добровольная попытка высадиться на Старбаке была сделана в 70-х годах несколькими весьма оптимистично настроенными американцами. Они явились туда для сбора гуано, причем их лодка вместе с ними и местными рабочими несколько раз перевертывалась. Они сразу же были окружены тучей галдящих морских птиц, что не слышали собственного голоса. Еще тяжелее действовала на них жара и ослепляющее солнце. Обойдя вокруг острова, они заметили много побелевших человеческих костей и остатки не менее семи разбитых судов. Вскоре американцы бросили свою затею. С тех пор, вероятно, ни одна нога не ступала на Старбак; наверное, и суда редко проходят вблизи этого негостеприимного острова.
Затем мною было сделано второе почти столь же неприятное открытие. Оказывается, пока мы плавали, Старбак был включен в огромный морской район вокруг острова Рождества, закрытый для всякого судоходства из-за испытаний атомных бомб.
Но обо всем этом в полдень 16 августа 1958 года мы ничего не знали, и я с величайшим огорчением переложил руль и взял курс в сторону от Старбака.
Глава восьмая. К Самоа
Очень грустно было, что мы не попали на Старбак. Но Эрик и я считали, что наше положение еще более осложнилось тем, что мы находились почти у экватора и отошли так далеко на запад, что могли пройти мимо острова Пенрин. Это было особенно обидно, так как Пенрин, или, как он называется по-полинезийски, Тонгарева, был обитаемым островом, на него часто заходили рейсовые пароходы, идущие на Таити или оттуда. Правда, можно было надеяться, что северо-восточный ветер постепенно сменится на северный и поможет нам добраться до острова. Но более вероятным был другой вариант: нам придется взять курс на Самоа, и тогда предстоит провести на борту "Таити-Нуи III" не менее месяца.
Я осторожно предупредил товарищей, что нужно готовиться к длительному плаванию, и предложил еще более скупо распределять провизию и воду. Жан и Ганс неожиданно вышли из состояния отупения и начали резко возражать. Переход на строгий паек казался им излишней мерой, - они-то рассчитывали на то, что мы скоро попадем на Пенрин. Ведь я же раньше им говорил, что мы можем спастись на этом острове. Рассердившись, я сказал, что мы упустили эту возможность, потому что сразу не легли курсом на Пенрин, и они сами очень хорошо знают, кто в этом виноват. Однако такой разговор не способствовал восстановлению мира среди членов экипажа.
Я решил настоять на своем. Наша жизнь зависела, от того, как мы распределим небольшие запасы продуктов и воды. Не тратя времени на бесполезные ссоры, я открыл сундук с провиантом и составил опись содержимого. Управился с этим делом очень быстро, у нас оставалось:
6 килограммов консервированного риса
5 килограммов чечевицы
2 килограмма муки
2 пакета макарон
2 банки консервированной колбасы
1 банка вареной лососины
1 банка говядины
8 банок компота
12 банок сгущенного молока
4 банки меда
7 пакетиков изюма
1 килограмм шоколада в порошке.
Консервов оставалось мало, всего на один-два обеда, поэтому разумнее всего было оставить их прозапас, на случай крайней необходимости. Меда, изюма и сгущенного молока - только-только для Эрика. Это означало, что на остальных приходилось лишь 6 килограммов риса, 5 килограммов чечевицы, 2 килограмма муки и 2 пакета макарон. Все это можно было приготовить только на огне, то есть на газовой плите, которая, к счастью, все еще действовала. Но у нас оставался всего лишь один неполный баллон с газом. Нельзя было варить твердую чечевицу или печь блины из муки. Волей-неволей пришлось скинуть со счетов эти припасы из нашего довольствия, сделав печальный вывод, что придется питаться только консервированным рисом и рыбой, если посчастливится ее поймать. Питьевой воды у нас была одна неполная 50-литровая бочка. Поэтому в день мы могли выпивать не более кофейной чашечки каждый. Эрику разрешалась двойная порция. Мое предложение экономить провизию и горючее вызвало свирепое возражение. Долго пришлось убеждать товарищей, что лучший способ экономии газа и питьевой воды - это варить рис на морской воде сразу на два дня. Трудно было также убедить их, что Эрик, у которого снова повысилась температура, больше, чем мы, нуждается в двойной порции воды и более питательной пище, то есть в меде, изюме и сгущенном молоке. После долгих препирательств они, хотя и с явным недовольством, согласились со мной.