Он прочел несколько длинных молитв, затем четыре человека подняли гроб с прахом Эрика. По знаку священника мы поднялись и последовали за ними из церкви. От церкви до кладбища было всего несколько сот метров. Но на середине пути я почувствовал невероятную усталость и тошноту. Словно в тумане, я увидел, как сначала Хуанито, а потом Жан упали без сознания. Их унесли. Что стало с Гансом, я не знаю. С большим трудом мне удалось удержаться на ногах, пока засыпали могилу, после чего Турута увел меня домой и уложил на веранде, где я тотчас же уснул крепким сном.
Когда Турута разбудил меня, я чувствовал себя уже настолько отдохнувшим и бодрым, что сначала подумал, будто проспал несколько дней подряд. Однако был только понедельник. Меня разбудили лишь потому, что прибыл губернатор северных островов Кука, сопровождаемый судьей. Оба внимательно выслушали наш рассказ, затем судья заявил, что по существующим законам он должен составить протокол о крушении плота, но сделает он это только после того, как разрешит все уголовные дела. (В основном это были иски к владельцам поросят, рывших землю в чужих садах, и претензии к слишком жизнерадостным молодым людям, нарушавшим ночной покой.) Немного было дел и у губернатора. Турута и его братья безукоризненно справлялись со своими обязанностями.
Остаток дня мы посвятили еде и сну, это еще не потеряло прелести новизны для нас.
Чтобы составить протокол о катастрофе, понадобилось вспомнить все подробности последних дней. После этого мы вышли очень подавленными из здания муниципалитета. С Таити была получена телеграмма. В ней сообщалось, что за нами выслана канонерка, которая прибудет на Ракахангу, по всей вероятности, в четверг, во второй половине дня. Это сообщение несколько утешило нас. Мы принялись разыскивать вещи после кораблекрушения и упаковывать все то немногое, что уже удалось подобрать. Жан вместе с несколькими атлетического сложения парнями отважился даже нырять в том месте, где перевернулся плот. Но они вытащили лишь приемник. Больше повезло тем, кто прочесывал берега острова. Когда все находки были аккуратно сложены в доме муниципалитета, я, к своей безграничной радости, нашел среди них не только деревянного полинезийского божка, но и изуродованную металлическую коробку, в которую перед самой катастрофой положил лаг, морскую карту, мой личный дневник и восемь фотопленок [7]. Дрожащими от волнения руками я раскрыл ее. Все бумаги и фотопленки оказались в полной сохранности.
Французская канонерка "Лотос" прибыла сразу же после полудня 4 сентября, и, так как в лагуне не было подходящего прохода, ей пришлось стать на якорь за внешним рифом, с подветренной стороны острова. Вождь Турута немедленно приказал приготовить несколько каноэ и предложил губернатору и мне сесть в то, которым командовал он сам. Первым на борту "Лотоса" я встретил нашего верного Карлоса Гарсия Паласиоса, который обнял меня со слезами на глазах. Вторым был мой товарищ Франсиско Коуэн, который ходил с нами в плавание на "Таити-Нуи1". За ним стояла французские офицеры в свежих, накрахмаленных формах. Жан, Ганс и Хуанито шли вслед за нами, в другом каноэ. Вскоре с обеих сторон посыпались вопросы и ответы. Поднявшийся гомон совершенно заглушил наш разговор. Но это уже теперь ничего не значило. Мы могли наконец излить долго сдерживаемые чувства.
Турута, как и следовало ожидать, оказался на высоте положения: не успели прибывшие гости спуститься на землю острова, как он без промедления пригласил их в муниципалитет, где все население, выстроившись четырехугольником, приветствовало их пением гимна Великобритании "God save the Queen" [8]. Затем для всех нас был устроен пир, и мы поглотили такое количество еды, что и сами поразились и удивили всех друзей. Как говорится, тренировка вырабатывает сноровку.
Командир "Летоса" получил приказ привезти на Таити прах Эрика, и поэтому сейчас же после обеда мы отправились на маленькое красивое кладбище и осторожно открыли свежую могилу. Не успели мы покончить с этим печальным делом, как надо было готовиться к балу. Жители Ракаханги решили устроить его в нашу честь. Многим могло показаться кощунством такое сочетание горя с весельем, и сначала мы все отказались от предложения островитян. Но Туруте и его подданным трудно было понять наши чувства. Им, как и всем полинезийцам, было непонятно, что мертвые, загробная жизнь которых - вечный праздник, могли возражать против веселья и развлечения живых. Мы понимали, что было бы лицемерием отменять бал из-за уважения к покойнику, - лицемерие Эрик ненавидел больше всего - и уступили им. Я, откровенно говоря, не относился к балу с таким жаром, как полинезийцы, и если бы не настойчивость женщин, с которой они сами приглашали на танец, я не сделал бы ни одного па.