ПРИЛОЖЕНИЕ А
МАСШТАБ ПОТЕРЬ
Точное число репрессированных в годы большого террора сейчас не может быть установлено. Обычно советские люди говорят о «миллионах жизней», разбитых сталинским террором, об «этом девятьсот проклятом годе, ставшем рубежом для миллионов».[1041] Примерные оценки, данные в главе 10, по различным причинам кажутся автору наиболее близкими к действительности. Мы можем быть, в общем, уверены, что они отражают действительный масштаб репрессий; их можно будет уточнить, однако, лишь после того, как откроются архивы НКВД.
Тем не менее по этому вопросу имеется немало данных. И не пытаясь вывести из них что-либо с точностью, для которой они не дают оснований, мы можем, однако, перечислить главнейшие соображения, следуя которым я пришел к моим оценкам.
Это удобнее всего сделать, распределив материалы по пяти разделам. Во-первых, следует рассмотреть число арестованных. Во-вторых, число приговоренных к высшей мере и тех, кто был уничтожен. В-третьих, число концлагерей. В-четвертых, смертность в этих лагерях. В-пятых, в дополнение, мы можем попытаться оценить потери от террора на основе цифрового материала последней советской переписи населения. Мне показалось наиболее целесообразным рассмотреть каждый раздел в отдельности, не предпринимая попыток связать их между собой. Степень, в которой они подтверждают друг друга, как и неясные области, проявляются при этом достаточно отчетливо.
1. Из подписанной Сталиным и Молотовым секретной инструкции от 8 мая 1938 года[1042] известно, что в тот момент «в местах заключения… не включая исправительно-трудовых лагерей и колоний» — т. е. в тюрьмах — находилось 800 000 человек. Все свидетельства совпадают в том, что скученность в тюремных камерах в 1937-38 годах была большей, чем в любой предыдущий период: миллион человек это, во всяком случае, минимальная цифра. Она совпадает с прямым наблюдением по камерам. В Бутырской тюрьме сидело около 30 000 заключенных.[1043] Если мы осторожно примем для остальных московских тюрем цифру 20 000 плюс число заключенных в тюрьмах Московской области, это даст в итоге 950 000 для всей страны: Московская область с ее девятью миллионами жителей составляла примерно 1/19 всего населения страны. Москва, конечно, не вполне типична. В ней был сосредоточен относительно высокий процент партийцев и работников госаппарата, репрессированных особенно сильно; с другой стороны, однако, рядовые граждане в столице преследовались, как показывают многие свидетельства, меньше, чем на периферии; в общем и целом эти два фактора уравновешивают друг друга. (В тюрьмах Ленинграда и Ленинградской области с населением примерно в 6 миллионов, в 1940 году сидело, по некоторым свидетельствам, около 40 000 заключенных).[1044] Цифра порядка одного миллиона заключенных представляется скорее заниженной по отношению к числу действительно сидевших по тюрьмам в 1937-38 гг.
2. Другая система расчетов приводит к цифрам того же порядка. В январе 1927 года советские тюрьмы могли принять около 113 000 человек; в это время перегрузка тюрем выражалась примерно пропорцией 1,7 к 1, и в них содержалось около 198 000 заключенных. Если мы со всей осторожностью предположим, что между 1927 и 1937 годом не было произведено никакого расширения тюрем, и примем коэффициенты перегрузки, как они указаны в главе 9, т. е. в пропорции от 4,5 к 1 до 15 или 16 к 1, получаются цифры порядка от полумиллиона до полутора миллиона заключенных.
3. По поддерживаемой многими оценке, в 1937 и 1938 годах средний заключенный проводил в тюрьме от трех до четырех месяцев.[1045] Общее число арестованных в течение этих двух лет выражается в таком случае (т. е. если мы примем население тюрем в 1 миллион з/к) цифрой 6–8 миллионов человек.
Дополнительная цифра, которую назвал после своего ареста один из бывших следователей, говорит, что в одной только Москве было занято 3 000 следователей.[1046] (Если допустить, что на каждого из них приходилось в среднем по одному делу в неделю, т. е. отнюдь не много), это дает по всей стране за два рассматриваемых года цифру порядка 6 миллионов одних только политических дел.
4. Доктор Александр Вайсберг, физик, находившийся в Харьковской тюрьме с марта 1937 года по февраль 1938 года, считает, что в течение этого времени было арестовано около пяти с половиной процентов населения этого района.[1047] В числе других показателей была нумерация квитанций, выдаваемых арестованным на конфискованные у них вещи, деньги и т, п. Но это подтверждается и другими методами, (А. Авторханов, бывший крупный работник на Северном Кавказе, считает, что около четырех процентов населения этого края было арестовано в одном 1937 году, хотя он, по-видимому, готов признать эту цифру выше средней цифры по Союзу в целом).[1048]
1048
8. А. Авторханов в «Посеве», 24 дек. 1950. Он же Uralov, The Reign of Stalin, p. 163.