Вышинский затем снова нацелился на тему о шпионаже, подняв вопрос с Рыковым о белоруссах. И тут, на протяжении получаса, развернулся один из наиболее поразительных диалогов, известных в истории судебных процессов.
Вышинский: Это не шпионская связь?
Рыков: Нет.
Вышинский: Какая это связь? Рыков; Там была и шпионская связь.
Вышинский: Шпионская связь в части вашей организации имелась с поляками по вашей директиве? Рыков; Конечно, Вышинский: Шпионская? Рыков: Конечно.
Вышинский: В том числе и Бухарина? Рыков: Конечно.
Вышинский: Вы и Бухарин были связаны? Рыков: Безусловно.
Вышинский: Значит, вы были шпионами? (Рыков молчит).
Вышинский: И организаторами шпионажа? Рыков: Я ничем не лучше шпиона.
Вышинский: Вы были организатором шпионажа, были шпионом?
Рыков: Можно сказать, да.
Вышинский: Можно сказать, что шпион. Я спрашиваю, вы организовали связь с польской разведкой и соответствующими шпионскими кругами? Вы признаете себя виновным в шпионаже?
Рыков: Если речь идет об организации, то в данном случае, конечно, признаю себя виновным.
Вышинский: Подсудимый Бухарин, вы признаете себя виновным в шпионаже?
Бухарин: Я не признаю.
Вышинский: А Рыков что говорит, а Шарангович что говорит?
Бухарин: Я не признаю.
Вышинский: Когда организовалась в Белоруссии организация правых, вы возглавляли ее, вы это признаете? Бухарин: Я вам сказал.
Вышинский: Я вас спрашиваю, признаете вы или нет? Бухарин: Я белорусскими делами не интересовался. — Вышинский: Вы интересовались шпионскими делами? Бухарин: Нет.
Вышинский: А кто интересовался?
Бухарин: Я об этого рода деятельности не получал никаких информации.
Вышинский: Обвиняемый Рыков, получал ли Бухарин какую-нибудь информацию об этого рода деятельности?
Рыков: У меня с ним разговоров об этом не было.[601]
Повторив весь круг своих вопросов, Вышинский добился только того, что Рыков вернулся на свои прежние позиции.
Рыков: То есть переходом этим мы непосредственно не руководили, но вопрос не в непосредственном руководстве, а касается общего руководства. Мы за это отвечаем совершенно определенно.
Вышинский: Вам незачем делать постное лицо, подсудимый Бухарин, и нужно признаться в том, что есть. А есть вот что: у вас имелась группа ваших сообщников, заговорщиков в Белоруссии, возглавляемая Голодедом, Червяковым, Шаранговичем. Правильно, Шарангович? Шарангович: Правильно.
Вышинский: И по директиве Бухарина и Рыкова, под их руководством вы связались с польской разведкой и польским генштабом. Правильно, Шарангович?
Шарангович: Совершенно правильно.
Вышинский: И относительно шпионской связи — под вашим руководством. Правильно, Шарангович? Шарангович: Совершенно правильно.
Вышинский: Следовательно, кто был организатором шпионажа, которым вы занимались? Шарангович: Рыков, Бухарин. Вышинский: Значит, они были шпионами? Шарангович: Совершенно правильно. Вышинский: Так же как… Шарангович: Как и я сам.
Вышинский: Садитесь. (К Рыкову) Подсудимый Рыков, в 1932 году Голодед вам рассказывал, что все сколько-нибудь крупные назначения людей на руководящие посты в Белоруссии предварительно согласовывались с польской разведкой?
Рыков: Да.
Вышинский: Бухарин об этом знал? Рыков: Этого я не могу сказать.
Вышинский: Не знаете? Не хотите выдавать дружка?
Рыков: То есть в том, что я знаю, что он неправильно говорит, я его уличаю, а в том, что я не знаю, — я этого делать не могу и не буду.
Вышинский: Я спрашиваю вас о том, что поляки давали согласие на различные должностные назначения в Белоруссии. Об этом известно было вашему руководящему центру?
Рыков: Мне было известно. С Бухариным я об этом не говорил, Мне было известно также, что Червяков и Голодед имели связь, кроме меня, с Бухариным и Томским. Говорили они об этом с Бухариным или не говорили, я об этом сказать не могу, потому что при этих разговорах я не присутствовал.
Вышинский: Считаете ли вы, что было бы естественно тому же Голодеду иметь разговор с Бухариным по этому вопросу или же они должны были конспирировать это от Бухарина?
Рыков: Я думаю, что, естественно, он говорил с Бухариным, но о чем они говорили, мне неизвестно.
Вышинский: Я теперь в порядке предположения вас спрошу. Вы предполагаете, что Бухарин об этом был осведомлен?
Рыков: Это обстоятельство… Я предпочитаю говорить только о том, что я знаю. А чего не знаю — мое положение вовсе не таково в этом зале, чтобы я еще высказывал предположения.[602]