Теперь, на суде, Плетнев говорил о «сильных угрозах (Ягоды) по отношению ко мне и по отношению к моей семье»[657] и, под градом вопросов Вышинского, «признавался» в своей роли в убийстве Куйбышева и Горького.
Плетнев упомянул о своих связях с доктором Никитиным, любимым врачом Толстого. Никитин, в числе других врачей, был выслан за несколько лет до того, но Плетнев заявил, что не верит в какую-либо политическую настроенность Никитина.[658] Это был достойный отпор фальшивым политическим обвинениям, в свое время выдвинутым против выдающегося коллеги Плетнева.
Защитник Плетнева Коммодов установил своими вопросами, что путь профессора вмедицине был блестящим. Вслед за ним о том же стал спрашивать Вышинский, напомнив о «насилии» Плетнева. Врач сделал попытку отрицать тогдашнее обвинение, но Вышинский набросился на него в своем самом худшем, надменном и хулиганском стиле.
Вышинский: Сколько вы сказали у вас лет вашего врачебного стажа?
Плетнев: Сорок.
Вышинский: Вы считаете безупречным этот стаж?
Плетнев: Да, я считаю.
Вышинский: Безупречным?
Плетнев: Да, я считаю.
Вышинский: За эти сорок лет у вас не было никогда никаких совершенных в области вашей профессии преступлений?
Плетнев: Вам одно известно.
Вышинский: Я спрашиваю вас, потому что вы заявляете о безупречности вашей работы за сорок лет.
Плетнев: Да, но как я тогда отрицал…
Вышинский: Вы считаете, что тот приговор, который имеется по хорошо вам известному делу о насилии, учиненном вами над пациенткой, есть момент позорный для вашей деятельности?
Плетнев: Приговор, да…
Вышинский: Приговор порочит вашу деятельность или нет?
Плетнев: Порочит…
Вышинский: Значит за 40 лет были порочащие моменты?
Плетнев: Да.
Вышинский: Вы себя ни в чем не признавали виновным?
Плетнев: Я не могу сказать, что ни в чем.
Вышинский: Значит, в чем-то признали?
Плетнев: Да.
Вышинский: Это порочит вас?
Плетнев: Да.[659]
Третий из врачей, Казаков, подтвердил затем свое участие в умерщвлении Менжинского. Но в конце показанной он защищал свой метод лечения и заявил, что его «лизаты» не могли причинить вреда Менжинскому.
Вышинский: Вы вводили эти лизаты для чего? Для того, чтобы убить Менжинского?
(Казаков молчит).
Вы вводили лизаты с этой целью? Вы тогда были уверены, чтл они помогут вашим преступлениям?
Казаков: Видите ли, лизаты имеют двоякое действие.
Вышинский: Вы осмеливаетесь утверждать, что эти три лизата были безвредны для Менжинского?
Казаков: Да, эти три лизата были безвредны.
Вышинский: А могли ли вы провести Ягоду?
(Казаков молчит).
Вышинский: Ввиду невозможности получить прямой ответ на этот ясный вопрос, я прошу суд прервать заседание и дать возможность экспертизе ответить на вопрос, поставленный мною Казакову.[660]
После получасового перерыва комиссия экспертов поддержала точку зрения Вышинского:
«Такое сочетание методов лечения не могло не привести к истощению сердечной мышцы больного В. Р. Менжинского и тем самым к ускорению наступления его смерти.
Эксперты:
Заслуженный деятель науки профессор Д. А. Бурмин. Заслуженный деятель науки профессор Н. А. Шерешевский.
Профессор В. Н. Виноградов.
Профессор Д. М. Российский.
Доктор медицинских наук В. Д. Зипалов.
9 марта 1938 года. Москва».[661]
Вышинский затем огласил «признания», сделанные Казаковым на предварительном следствии. Под таким давлением Казаков в конце концов подтвердил свою виновность, и Вышинский смог окончить допрос так: «… поскольку мы имеем определенное заключение экспертизы, а Казаков отказался от своего утверждения о нейтральности этих лизатов, вопрос можно считать исчерпанным».[662]
Суд перешел к допросу последнего из подсудимых — Максимова-Диковского. Он «признал», что в секретариат Куйбышева его устроил Енукидзе, и объяснил, как якобы помогал медикам-убийцам свести Куйбышева в могилу.
После этого Вышинский представил медицинского «свидетеля», доктора Белостоцкого, который присутствовал при последнем заболевании Горького и теперь давал показания против Плетнева и Левина. Наконец, суд заслушал окончательное заявление комиссии экспертов, подтверждающее все обвинения медицинского характера и покушение на здоровье Ежова.
661
170. Там же, стр. 536. В источнике стоит «1937 год», но это, очевидно, опечатка. В английском переводе «Дела Бухарина» проставлен «1938 год».