Подсчет голосов продолжался несколько дней. Янукович с отрывом в несколько процентов был назван победителем. И в этот же день его поздравил Владимир Путин. От лидеров европейских государств и США поздравлений не последовало. Ющенко и его сторонники, а также многие зарубежные наблюдатели заявили о массовых фальсификациях в ходе выборов. В разных регионах страны стали возникать палаточные городки с сопровождением акций гражданского неповиновения. На центральную площадь Киева в числе других несогласных вышли несколько тысяч студентов с требованием признать второй тур голосования недействительным.
— Ты видел? — позвонил мне Леонид.
— Да, — ответил я и рассказал, что перед вынесением этого приговора, вручая то ли орден, то ли гетманскую булаву Кучме, Злотник сказал ему: «Я рассчитываю на Вашу поддержку, Леонид Данилович. Я знаю Игоря: он не сдастся никогда».
— Он хочет, чтобы ты отсюда не вышел никогда, — добавил Леонид.
По телеканалам показывали А. И. Злотника, находившегося в студии с Януковичем и рассказывавшего, что место студентов — не на улицах и площадях, а в учебных заведениях за школьной партой.
— Он хочет помочь, но не знает как, — улыбнулся я в трубку. — Лёня, я всё туристическое снаряжение отдал на Майдан. И ещё: знаешь, кого там видели?
— Кого?
— Лясковскую.
— Кто тебе сказал?
— Ты знаешь кто.
Митинги и демонстрации продолжались по всей стране, и на фоне такой политической ситуации 3 декабря Верховный суд аннулировал результаты второго тура выборов и постановил провести повторные выборы Президента Украины 26 декабря.
Меня посетил Владимир Тимофеевич и сказал, что слушание нашего дела в Верховном суде назначено на 14 декабря.
— Игорёня, ко мне снова приходили.
— И что хотели?
— Не знаю. Я не базарил.
Я снова представил, как в обмен на пятнадцать лет в клетке Верховного суда подтверждаю приговор.
— Лёня, помимо жалобы адвоката и моей кассационной жалобы на несоответствие приговора фактическим материалам дела у меня есть официальные ответы из государственных органов на запросы адвокатов, опровергающие приговор в каждой его части. И письменные показания дополнительных свидетелей, о допросе которых я буду ходатайствовать перед Верховным судом.
— Делай, родной.
За несколько дней до заседания Верховного суда Оля передала мне новую белую рубашку и костюм, который я ранее вернул для химчистки.
Утром в назначенный день перед тем, как меня вывести из камеры, мне выдали эти вещи и дополнительно со склада — мою кожаную куртку и портфель. Это не было исключением. Пока осуждённый на пожизненное заключение не был утверждён Верховным судом, на заседание последнего ему разрешалось надеть не оранжевую робу, а гражданскую одежду. Во внутреннем кармане пиджака я нашёл галстук, который то ли не заметили, то ли не забрали на пункте приёма передач.
Осуждённых на пожизненное заключение на Верховный суд везли в отдельном автозаке. Меня с руками, застёгнутыми за спиной, усадили в «стакан». В двух отсеках, где находились ещё четыре человека, голосов не было слышно. Солдаты негромко разговаривали между собой. Заседание Верховного суда проводилось не в здании Верховного суда, а почему-то в здании Апелляционного суда г. Киева — там, где выносился и зачитывался приговор.
Меня завели в зал и в клетку. Начальник конвоя снял с моих рук наручники. В клетке было на треть меньше осуждённых. Некоторые отказались присутствовать в суде на рассмотрении своей кассации, а другие не вышли из машины. Приговорённые первой инстанцией к пожизненному заключению — ещё четыре человека — присутствовали все, и я занял свободное место на первой скамейке. Судебное заседание в Верховном суде было открытым, и в зале на местах посетителей находились люди. Во втором ряду я увидел свою сестру Татьяну и маму. Мамины глаза были полны надежды. Перед клеткой за столами с двух сторон сидели адвокаты. Дальше, у окна за столом, сидел тот же прокурор, что и раньше, только сейчас он был в синей прокурорской форме, белой рубашке и галстуке. Рядом за столом — секретарь. С левой стороны от клетки, немного выше уровня пола, за длинным столом стояло три стула с высокими спинками. В зале была тишина.
— Встать, суд идёт! — сказала секретарь.
В зал вошли три громоздкие фигуры в чёрных мантиях и с большими судейскими орденами на цепочках на груди.
Судья-докладчик с растрёпанными редкими жирными седыми волосами, лежащими и торчащими в разные стороны на макушке, очень кратко, в нескольких предложениях огласил суть рассматриваемого дела и предложил осуждённым и их адвокатам подать устные или письменные дополнения к их кассационным жалобам и сделать при необходимости пояснения.
Адвокаты и находившиеся в клетке подсудимые стали подавать суду письменные дополнения, заявления и ходатайства и те же ходатайства устно, на каждое из которых прокурор отвечал «возражаю».
Я сосредоточился на тексте, который лежал на чемоданчике, лежавшем, в свою очередь, на моих коленях. Когда назвали мою фамилию, я встал и сказал, что поддерживаю кассационную жалобу (свою и своего адвоката), что дело в отношении меня сфабриковано, а приговор не соответствует материалам дела. Обстоятельства и события, отражённые в материалах дела, в приговоре искажены судом в пользу линии обвинения. Показания свидетелей, подтверждающие мою невиновность и опровергающие выводы обвинения, не взяты судом во внимание и под надуманными предлогами признаны в приговоре недостоверными, а во многих случаях искажены или попросту вымышлены, не имея по смыслу ничего общего со сказанным свидетелями в суде, чему множество примеров приведено в моей кассационной жалобе. Организация банды вменена мне без рассмотрения этого эпизода в суде и без изучения каких-либо доказательств по этому поводу. А мотивом её организации, как и совершения преступлений, по которым я осуждён, в приговоре указана моя якобы незаконная хозяйственная деятельность, которую я таким образом прикрывал. И в то же время этим судом первой инстанции проигнорированы предоставленные мной решения Высшего арбитражного суда о законности этой самой хозяйственной деятельности, связанной с экспортом продукции и возмещением по экспорту НДС. И всё это, очевидно, произошло потому, что в нарушение презумпции невиновности, закона и «Конвенции о защите прав человека» высокопоставленными лицами государства, прокуратуры и МВД ещё до моего первого допроса в качестве подозреваемого, до предъявления обвинения и рассмотрения дела судом я был объявлен виновным в совершении ряда тяжких резонансных преступлений, когда следствию и суду, создавая видимость расследования и проверки доказательств, фальсифицируя и фабрикуя материалы дела, оставалось только удостоверить обвинительным заключением и приговором суда вышеуказанные заявления высокопоставленных государственных лиц о моей полной виновности в преступлениях, совершение которых я никогда не признавал.
При этом с потерпевшими я не только не имел конфликта, расписанного в обвинительном заключении и теперь продублированного в приговоре суда, что подтверждено в их же показаниях в суде, а практически со всеми даже не был знаком или достоверно не знал о каком-либо их занятии, не говоря уже об установленном отсутствии между мной и ими отношений на основании хозяйственной или их профессиональной деятельности. Очевидно, поэтому и ещё потому, что мои показания в обоснование собственной невиновности и в том, что я сам являюсь потерпевшим, а не организатором банды, нашли подтверждение в показаниях обвиняемых и свидетелей на следствии, а затем в суде, в нарушение закона и «Конвенции о защите прав человека» суд было решено проводить закрытым от посетителей — очевидно, чтобы на фоне беспрестанных заявлений в СМИ о моей полной виновности сокрыть от общественности проводимую фальсификацию и фабрикацию в отношении меня дела и приговора суда.
Судьи Верховного суда, казалось, слушали меня внимательно. Судья-докладчик не сводил с меня глаз.
— А поскольку приговор основан на руководстве якобы мной, — продолжил я, — единой сетью предприятий, квалифицированной в приговоре как группа компаний, к которым я даже не имел никакого отношения, о чём в деле, проигнорированные судом первой инстанции, имеются показания свидетелей, учредителей, бухгалтеров, директоров этих предприятий и документы, не содержащие соответственно ни одной моей подписи, я прошу приобщить к делу переданные суду моим адвокатом письменные показания таможенных инспекторов, проводивших оформление указанных грузов, в том числе для руководимых мной предприятий. А также прошу приобщить к делу, ознакомиться и взять во внимание ответы на запросы моего адвоката из контролирующих таможенных органов и других государственных ведомств о том, что указанные в контрактах грузы покинули территорию Украины, а валютные средства за них поступили в сроки, установленные законодательством. Это ещё один пример свидетельства о том, что материалы дела сфальсифицированы. А дело в отношении меня, как и приговор суда, сфабриковано.