— Все понял… Все передам, все будет. Тренироваться, конечно, надо.
— Вот так–то лучше.
— Значит, мы обо всем договорились?
— Да.
— Тогда на ужин. Прошу! — он подал мне руку.
Мне очень хотелось есть, очень, но было что–то неуловимо подозрительное в повышенной заботливости этого лысого упыря о моем пищеварении.
— Не пойду!
— Что значит — не пойду? — по его хамелеоновой лысине пробежало несколько волн краски.
Почувствовав, что под ногами заколебалась внезапная трясина, что рискую ввязаться в конфликт, не зная всех деталей обставляющих его, я отступил.
— Сюда пусть все несут… Ужин в постель!
Он долго на меня смотрел, прежде, чем согласился. И согласился:
— Хорошо.
8
Очень длинный, ледяно поблескивающий стол… В торце его сидит, сильно согнувшись, почти положив подбородок на руки, Владислав Владимирович. Один глаз у него прищурен. Можно подумать, что он изучает законы перспективы.
Приглашенные на совещание входят бесшумно, как тени, символически щелкают каблуками и занимают кресла по обе стороны стола. Сидят, не касаясь спинами спинок. Смотрят перед собой. Чувствуется, что предстоит не сборище какого–нибудь творческого коллектива, а совещание организации, достаточно военнонизированой. Владислав Владимирович не реагирует на появление очередного гостя. Ни интереса, ни ожидания, ни недовольства не появляется в его взгляде. Такое впечатление, что будущее ему так же понятно, как поверхность стола.
Как только раздался бой невидимых курантов, встал толстяк, сидевший одесную шефа, и без всяких покашливаний, покряхтываний и прочих ужимок, предваряющих обычно речь, заговорил.
— Двадцать девятого, девятого ноль ноль первого. Никаких данных, говорящих об изменении ситуации на объекте под кодовым названием «Замок уродов». Наружно–стационарное наблюдение по известным причинам крайне затруднено, и после трех неудачных попыток решено от него отказаться. Дальнейшая активность в этом смысле дала бы повод для подозрений и озабоченности владельцев объекта. С большой долей вероятности можно утверждать, что у них есть своя агентура в городе.
— Доклады этих трех неудачников ко мне стол.
— Слушаюсь, Владислав Владимирович.
— Продолжайте.
— Проводятся плановые проверки под стандартными видами камуфляжа. «Пожарная охрана», «налоговая полиция», «санэпидемстанция», «горэнерго», «водоканал», «народный театр», «случайные посетители».
— Какая была последней?
— «Народный театра». Народу удалось провести на территорию санатория много, но весь он был тихо и интеллигентно блокирован в одном месте?
— Где именно?
— В клубном помещении, что, как ни жаль, естественно. Так что ничего, кроме стариков и старушек, нашим людям и на этот раз увидеть не удалось.
Владислав Владимирович выпрямился в кресле, на губах у него появилась кривая усмешка.
— Среди ваших людей и артисты есть?
— Наши люди в основном изображали народную массу, помалкивали.
— А что давали?
Толстяк–докладчик порылся в записях.
— «Бориса Годунова».
— Понятно… А какое прикрытие принесло наибольшую пользу?
— Комбинированное, «санэпидемстанция» и «котлонадзор». Теперь мы знаем все внутренности этого заведения. Где какой шкаф стоит, люк подозрительный или дверка сомнительная. Где скрипучая половица в коридоре…
— На что следует обратить по вашему мнению особое внимание?
Толстяк помялся.
— Вынужден констатировать, ничего такого, что можно было бы признать безусловно подозрительным, нам обнаружить не удалось. Санаторий, как санаторий. Старички, как старички. Жалуются на детей — не ездят, и на питание. Алкоголики смирные, вообще не жалуются. Наркоманы чистоплотные и безразличные. Мне приходилось видеть такие заведения. Капустой вареной по коридорам воняет. Все в синей байке или в своем домашнем. Главврач тоже.
— Что тоже?
— Всматривались мы в него и так и эдак, сотня фотографий, биографию до дыр изучили. Всех школьных товарищей осторожно прощупываем, напрямую выходить ведь нельзя.
— Нельзя. Можно спугнуть.
Толстяк вздохнул, показывая, что понимает всю сложность ситуации.
— Так, значит, вы считаете, Степан Исаевич, что беспокоиться нам нечего?
Было видно, что докладчик примерно так и считает, но знает — начальство держится другого мнения и поэтому: