- К сожалению, Джеймс… она погибла в авиакатастрофе… три года тому назад.
- Простите меня, мой друг, простите. Мне искренне жаль… Вот так всегда: как только хочется встретиться с каким-нибудь поистине удивительнейшим человеком, этому обязательно что-то… или кто-то мешает, а чаще всего – его смерть.
- А у нас, в России, Джеймс, всегда было так. Мы начинаем чтить своих героев лишь только тогда, когда они уже мертвы. И учтите, Джеймс, что эти мужественные люди при любых обстоятельствах старались не уронить чести и достоинства. А если их оклеветали или старались замарать, они всегда шли до конца наперекор всему. Только не у всех это получалось. И это происходило не из-за того, что они слабели или разуверились в своей правоте, вовсе нет, а потому, что у некоторых уже не хватало сил, у других не было средств, а третьих просто убивали, или посылали убивать, и затем обязательно объявляли гениями и героями…
Кстати, о тостах. Первый и второй мы произносим за то же, что и вы. А начиная с третьего – всё больше за тех, кого уже нет среди нас… за тех, кто в пути… за тех, кто в море… за прекрасных дам, за дружбу, за товарищество, за большую Любовь, за бескорыстную помощь… Иногда мы можем поднять тост за новорожденного и затем тут же выпить за окончание им, то есть новорожденным, института с красным дипломом или за его будущую докторскую диссертацию и так далее.
- Какие необычные тосты… Знаете, Серёжа, я потом обязательно их у вас перепишу. Вы же прекрасно знаете, что мы, американцы, обычно больше трёх тостов никогда и не произносим.
- Конечно, знаю. Вы и пьёте не больше ста грамм, а третий дринк у вас предназначен для русских, так как он бесплатный, - расхохотавшись, произнёс Альков, дружески похлопав Олбрайта по плечу.
- А у вас до сих пор много пьют?
- О, у нас самые настоящие тосты начинаются только после первой бутылки водки, выпитой, естественно, каждым тостующим. Пить так пить. Мы и из-за стола-то выходим поплясать после пятиста грамм.
- Но это же смертельная доза, Серёжа?!
- Вот поэтому мы, русские, наверняка и живём до сих пор… и никто на Земле не может нас победить. В этом смысле мы уже покорили весь мир. На глазах у изумлённого американца мы можем выпить двадцать дринков одномоментно и затем преспокойно потанцевать с его дамой; в гаштете, на глазах у потрясённой немчуры, нам ничего не стоит на спор хлопнуть три стакана водки и затем уверенно сесть за руль собственного автомобиля; в Швеции мы обязательно напьёмся за рулём, чтобы попасть в знаменитую шведскую тюрьму, где каждому заключённому обеспечена двухместная камера с видеомагнитофоном и телевизором, где почти каждую субботу и воскресенье тебя отпускают домой… или погулять в город, где после освобождения тебе выдают столько заработанных денег, что ты можешь всю оставшуюся жизнь бесплатно пить пиво… кстати, всей семьёй. А если мы находимся в России, то после раута обязательно идём в парилочку, где выпиваем ещё пару бутылочек, после чего садимся за праздничный стол и с вдохновением произносим ещё тостов пятнадцать-двадцать…
Вы, иностранцы, так пить не умеете, так как после ста грамм водки предпочитаете идти домой и сразу же ложитесь спать, а мы после двух выпитых бутылок водки ещё можем попариться в баньке и запросто сплясать “Камаринскую”… Ну да ладно, хватит об этом.
Джеймс хохотал до слёз и чуть было не свалился со стула, но затем, посмотрев на хмурое лицо Сергея Викторовича, понял, что всё это было сказано им не для смеха, а со скрытой иронией и болью за свою родину… и земляков, которые всегда оставались для него самым умным, мужественным и талантливым народом.
- Прошу меня извинить, Серёжа, но вы так правдиво описали своих земляков за границей, что я не мог удержаться от смеха. Право, я совсем не хотел вас обидеть. Простите меня.
- Что вы, Джеймс, пустяки. Не обращайте внимания. Я же сам пустился в эти иронические лирические отступления. Всё хорошо, мой друг, всё нормально…
* * *
…Трагедия произошла слишком неожиданно, чтобы Олбрайт смог сразу же прийти в себя. Он уже приступил к десерту, - после того, как они с Сергеем ещё долго смеялись по поводу русского гостеприимства, - когда слева от него, там, где сидел Альков, раздался оглушительный взрыв. Сергей Викторович начал медленно сползать со своего стула, затем как-то неестественно взмахнул руками и неуклюже упал на пол лицом вниз. Джеймс мгновенно поднялся со своего стула и подбежал к другу.