Вопрос об имени малыша, естественно, даже не поднимался. По молчаливому согласию всех присутствующих и так было ясно, что это – Сергей Сергеевич Альков.
* * *
Последняя предстартовая проверка лайнера подходила к концу. Всё было в полном порядке. Джеймс решил не привлекать Аллу Егоровну к старту космического корабля - на сегодняшний день ей и так хватило волнений. Олбрайт с Иноземцевым вскоре покинули Соколову и направились на центральный пункт управления.
Алла Егоровна закрылась в детской каюте и полностью посвятила себя этому фантастическому малышу.
Старт ракет того времени значительно отличался от стартов, производимых землянами в XX столетии. В настоящее время он был больше похож на плавный отход от перрона комфортабельного пассажирского поезда, мягко и бесшумно “уплывающего” вдаль. Правда, скорость этого воздушного лайнера была в несколько тысяч раз больше.
Через два часа кораблю был разрешён старт. Космический аппарат, представляющий собой гигантский спортивный диск, бесшумно поднялся с огромного бетонно-стального космодрома, несколько секунд неподвижно постоял на высоте ста метров – как бы специально для того, чтобы находящиеся на земле люди могли в последний раз им полюбоваться – и затем мгновенно исчез из поля зрения, стремительно уносясь ввысь от мыса Канаверал в юго-восточном направлении. Он умчался навсегда для многих и многих поколений землян. Но этот космический корабль должен был обязательно вернуться, хотя бы через миллион земных лет. Обязательно должен был вернуться!
IV
…Их осталось только трое – трое фракийцев против семерых самнитов. Трое израненных, измученных людей, прекрасно понимающих, что через несколько минут настанет, наконец, и их смертный час. Они поняли, что ещё никогда в жизни смерть не была так близка от них, как в этот страшный кровавый миг. Но эти люди не боялись смерти: ни самниты, ни фракийцы. Они с самого раннего детства усвоили одну простую жизненную истину: чему быть, того не миновать. Сорок умерших и ещё умирающих товарищей лежали на арене огромного цирка в лужах собственной крови - в этом прекрасном и ненавистном мире их уже ничего не интересовало.
И глядя на этих мёртвых и многих живых, ещё стоявших на арене, в мозгу каждого из них возникал один и тот же вопрос: “Почему мы убили их? За что? Почему нам жаль этих людей, лежащих на этих кровавых и грязных опилках, как родных братьев? А может быть, они и есть наши братья? Быть может, каждый человек на Земле носит в себе родную частицу другого человека? Может быть, мы все рождены от одной общей матери? Ведь не зря же Бог создал нас от Адама и Евы? И не зря же святое писание гласит о том, что существует загробная жизнь… рай… ад. Значит, знали умные люди то, чего мы сейчас не знаем; значит, чувствовали, что после смерти мы тоже превратимся во что-то иное и затем вновь восстанем из пепла, как сказочная птица-феникс”.
Амфитеатр продолжал грохотать тысячами глоток. Толпа яростно требовала продолжения кровопролития.
Почему мы обожаем смотреть на страдания и смерть себе подобных? Может быть, это происходит потому, что кому-то хуже, чем нам? Или в нас просыпается чувство хозяина и господина, способного в одно мгновение решить судьбу своего раба, такого же смертного, как мы сами? Почему мы, люди, так любим запах и вид крови? Чем же так будоражит нас эта красивая алая жидкость? И почему многие падают в обморок от одного её вида, а другие трясутся от нетерпения, чтобы скорее упиться ею?
С остервенением и звериным воплем самниты кинулись в последнюю решительную атаку. Три оставшихся в живых фракийца встали спинами друг к другу и со спокойными каменными лицами приготовились к неминуемой гибели, которая с неимоверной быстротой приближалась к ним в лице семерых противников. Противников, но не врагов! Ещё час тому назад они все вместе ели, пили вино и весело смеялись перед своим последним смертельным боем. Ещё час тому назад они были друзьями, объединёнными одним страшным, пахнущим кровью и смертью словом – гладиатор!
А сейчас их осталось трое против семерых, и они должны были убивать друг друга на потеху многотысячной толпе, вальяжно развалившейся в амфитеатре, постоянно жующей пирожки и попивающей кислое фалернское.
…Альфин был одним из трёх, ещё оставшихся в живых фракийцев. Он тоже прекрасно понимал, что наступает последняя минута его жизни. Перед его пылающим взором моментально пронеслась вся его недолгая, но такая удивительная жизнь.