По спокойному поведению сестры я сделала вывод, что Грег пострадал не сильно. Я пока не знала, что Рита к нему испытывает, и что она ответила на его предложение руки и сердца. Почему во мне росла уверенность, что там не всё так просто? С расставанием, кстати, тоже.
Одни тайны, разгадывать которые я не планировала.
Живу я спокойной жизнью, и дальше собираюсь продолжать в том же роде.
Корзина тюльпанов ничего не решает.
Я влила в небольшую кастрюлю молока, воды, овсянки. Кашу предпочитала варить по старинке — на плите. В мультиварке тоже можно, но по мне по первому варианту она вкуснее получалась.
Сколько времени потребовалось овсянке, чтобы свариться? Минут пять-семь.
Когда я выключала конфорку, то на кухню заглянула Рита.
— И что это значит?
Увидев сестру, я скрестила руки на груди.
Рита за короткий срок успела переодеться в легкое платье-миди, собрать волосы в хвост и слегка припудрить носик.
Куда-то собралась.
— Позвонил Грег.
— И ты едешь к нему?
— Да.
Наши взгляды встретились. Я покачала головой и улыбнулась.
— Вот знаешь, сестренка, чем больше ваша история обрастает какими-то недомолвками, тем меньше я хочу знать подробности. На свадьбу пригласишь — подарок скажешь, какой вам купить. А так… Чем меньше я знаю, тем крепче сплю.
Рита, услышав моё заявление, откинула голову назад и засмеялась.
— Ты у меня самая лучшая.
— В курсе. Всё, езжай к своему возлюбленному, дай спокойно позавтракать и прийти, наконец, в себя.
— Ты тут особо не расслабляйся…
— Ты сейчас о чем?
Рита снова хмыкнула.
— Скоро поймешь. Ты дома будешь?
— Выходить никуда не планирую.
— Тогда я не буду ключи брать. Вечно их забываю. Всё планирую замок на отпечаток пальцев установиться, и никак руки не дойдут.
Она подошла, чмокнула меня и отбыла.
Я в спокойной атмосфере позавтракала, выпила остывший кофе и провела не меньше сорока минут под душем. Просто стояла и наслаждалась сильными струями теплой воды. Может, контрастный? Я как-то задавалась темой закаливания, но представив, что именно сегодня начну, вздрогнула. Нет, как-нибудь потом.
Выйдя из душа, посушила волосы и решила снова приготовить себе кофе. Просыпаться так просыпаться. Да надо почту просмотреть, мне должны скинуть ТЗ к новой книге.
Я успела пройти на кухню, когда снова раздался звонок в дверь.
Сердце сделало кульбит.
Наученная горьким опытом прошлой ночи, я едва ли не на цыпочках подкралась к двери.
— Кто там?
— Курьерская доставка.
О как.
Я посмотрела в дверной глазок. На площадке стоял высокий парнишка в белой рубашке и черных брюках. В кепке. Не Адамиди, и ладно.
Открыла дверь и тотчас ахнула.
А самое главное я и не увидела.
— У меня доставка для Надежды Романовой.
— Это я.
— Распишитесь.
Я расписалась.
Курьер, улыбнувшись, отбыл.
Я же осталась с ещё одной корзиной цветов.
На этот раз лилий.
У кого-то изощренное чувство юмора.
Честное слово.
Во-первых, несколько лилий в квартире — чудесно и романтично. Но корзина… Это уже целый цветочный магазин в доме, и запах нереально сильный. Мной тотчас было принято решение вынести корзину на веранду, благо у Ритульки она была квадратов двадцать.
Во-вторых, второй знак внимания от Адамиди предельно настораживал. Наверное, надо с ним как-то связаться. Цветы по умолчанию я принимала, он может расценить мои поступки неправильно. И не важно, что это он накосячил и подобным образом пытался извиниться.
В корзине так же имелась записка.
Дотащив кое-как корзину до веранды, я поставила её на небольшую деревянную скамью дизайнерской разработки. Некоторое время стояла, думая, стоит ли брать записку. Что там нового может мне сообщить Адамиди? У мужчин как. Сначала цветы, потом приглашение в ресторан. Дальше следовал номер. Оно мне надо? Цветы цветами, а в ресторан с невоспитанным громилой, тем более, небритым, я идти не собиралась.
К черту Адамиди.
К черту его извинения, приглашения.
К черту и записку.
Я развернулась и вышла с веранды.
Чтобы через полминуты вернуться и выудить записку из цветов.
Раскрыла и долго вчитывалась в написанное, чтобы потом едва ли не держаться за живот, смеясь и борясь со слезами, готовыми выступить из глаз.
Адамиди я не оценила. Или он переоценил своих сотрудников.
В записке говорилось уже знакомое:
«Я погорячился. А.А.»