***
Тысячный пёсий вой в голове и разнузданная ярость гонят по следу. Дик коротко рыкнул, невольно выплёскивая её малую часть наружу. Чужой голос громыхнул красиво. Низкий и грозный, да ещё и усиленный откуда-то взявшимся эхом. Но вырваться голосу ещё мощнее Дик не позволил, ярость он теперь сберегал. Понял, что опоздал. Там, где осталось лежать тело хозяйки, её больше нет. Ничего родного нет, даже запаха страха, одна только смерть. Всеприсутствующая и незримая, никому её ни прогнать, ни уничтожить. Зато можно взять чёткий след гада, что вызвал смерть и успел пожрать хозяйкин страх. "Уничтожить! Догнать! Уничтожить!" - возопили тысячи псов в голове.
Могучие лапы несут легко, Дик, как огромная, но невесомая гора, бесшумно скользит над тропой сосняка. Он отлично чует запахи и мысли гада. Знает, тот ещё не видит его, не понимает ничего, но уже мечется внутри убийцы его гадкая душонка. Даже ущербным человеческим нюхом он улавливает опасность, переходит на бег. Напрасно, встреча предрешена.
Сердце Дика бьётся ровно, и ярость помалкивает до времени. Отринул и мыслишки гадкого. На какие-то мгновения вобрал в себя ароматы близкого лога. Вот она, совсем рядом, граница, за которой кончается город, и начинается настоящий лес. Множество раз Дик мечтал попасть туда. Надеялся, что однажды хозяйка прочтёт, одобрит его желание, и они войдут вдвоём под сень незнаемого леса. Теперь уже никогда... Ярость вздыбилась в нём, и Дик снова коротко взвыл. Уже не таясь, уже не важно.
Обернуться гад всё равно не успел. Не Дик, а взбесившаяся ярость тысячи псов сшибла его на землю. Огромные клыки впились в беззащитно оголившуюся шею. Человечишке удалось только одно осознанное движение. Он извернулся, успел вскинуть нож. Вонзил куда достал, в левое плечо. Неважно, эта было всё равно, что гнилой щепой останавливать гору. Боль полоснула Дика, но коротко, нетерпеливая стая псов в нём забрала и растворила её мгновенно. И загремела кровожадно: - "В куски! В куски разорвать! В куски!.."
Из горла вырвался чудовищный рык. Дик рванул ещё живую плоть зубами. Гад извился под ним червём. "В куски! В Куски!" - вопили псы, а зубы рвали и рвали. Дик растворился в ярости и в голосах.
***
Они провели в душном сосняке часа три. Приехавшая ищейка - Джастин, красавчик пятнистый кокер-спаниель - отлично поработал. Изуродованное мужское тело нашли на приличном расстоянии, где-то километрах в двух от убитой девочки. Его Грушин тоже хорошо рассмотрел, но слеза на этот раз не выдавилась.
Степаныч по-прежнему бубнил, потел, выпячивал из-под толстого ворота второй подбородок, а Грушин с безразличным видом курил рядом.
- И опять-таки, что интересно, - выдал заключение слегка вспотевший после очередной пробежки Серёга. - Наш-то красавчик след перед оврагом потерял. Хозяин его говорит, что Джастин никогда ещё себя так странно не вёл. Шёл себе уверенно по следу и вдруг встал, как влитой, как если бы налетел на что, или остановил кто. Заученную стойку плут принял: вот, мол, всё, дальше хода точно нет, работа выполнена, давай сладенького. Я тоже удивился, сам маленько огляделся, настаивать на дальнейшем поиске не стал. По всему видно, что зверь-убийца, пёс, или оборотень какой, дальше словно растворился. Если до этого и трава примятая была, словно танк шёл, и паутина меж кустов сбита, и листва, то дальше - девственный лес. Я и не знаю, как далеко он тянется, вряд ли ещё кого там найдём. Девушку тот изодранный мужик убил, больше некому. А его... Ну не за псом же неизвестным гоняться в самом деле? Хотя...
Серёга почесал худосочную грудь сквозь тонкую ткань рубашки. Он единственный из всей бригады оделся легко, по-спортивному, по-летнему. "Пижон!" - подумал про него Грушин беззлобно. Он докуривал очередную сигарету, а Серёга с нажимом, словно сам от себя гнал сомнения, продолжил:
- Мы же выяснили, что убитая гуляла с собакой? Так? Карликовый пинчер. Ну, максимум, пятьдесят в холке и лапки стройные. Не могут у малыша быть такими огромными следы. А останки убитого вы хорошо разглядели? Это же мясорубка какая-то! Я вообще не понимаю, как Степаныч этому непотребству слова подбирает: "Отнятая часть бедра находится в метре от тела..." Какая на хрен часть?! Там не части, там одни ошмётки остались. Правая кисть узнаваема. Но срезана, как бритвой по масличку, бедолага и пальцев разжать не успел, так с ножом рука и валяется. Етить там... в скольких метрах. Какой на хрен пинчер?! Собака Баскервилей!
- Угу. - Грушин докурил сигарету, неспешно и надёжно впечатал окурок в песок на тропе под ногой. - Но ты прав, за неизвестными нам псами мы не гоняемся. На "собаку Баскервилей" ни от кого никакого заявления не поступало? Видел её кто-нибудь? Ну, вот... Дело получается тёмное... Так не первое и не последнее. А пинчера, если родители девочки захотят, пусть сами ищут. Нам, главное, связь установить между этими ошмётками... мужиком и убитой. Нож ведь у нас есть? Вот и устанавливаем.
***
Дика сильно мутило и мяло изнутри, словно в нём не нутро, а поле пахотное. Ездит по нему сенокосилка, а вместо костей уже давно труха, да солома. Лапы слабели всё сильнее от каждого шага, Дик уже не бежал, а едва плёлся. Он снова стал пинчером, тело преобразилось обратно. И... умирало. Резануло в груди под раненым плечом. Сила тысячи псов исчезла, некому было спасти от боли, и обыкновенное сердце обратного превращения не выдерживало. Или рана от ножа гадкого оказалась смертельной?
Ярость ушла так же быстро, как и силы. Отпустил легко, даже радовался наступившему покою, и тому, что остались только незначительные, совсем простые мысли. Вообще, не понимал: отчего пришло спокойствие. Ведь больно, и нет сил, и умирает. От чего успокаиваться, чему радоваться? От того, что не успел, упустил хозяйкин страх? Потерял её? Хотя... Что это? Так вот же! Вот откуда слабая, но радость. Дик поймал крохотный, едва уловимый новый запах хозяйки. Там, впереди, в лесу. Странный, и её, и не её. Светлый, тонкий. Мыслей пока никаких не поймать, но ведь её, родной, зовущий. Где взять силы чтобы догнать? Ещё немного сил...
Дик рухнул в траву. Но и это не расстроило его, в нём теперь законная радость. Он знает куда идти. У него снова есть хозяйка, он чует её след. Сейчас. Сейчас он встанет и пойдёт, сейчас...
***
Поздно вечером, впотьмах осиротевшей квартиры, Грушин громыхнул бутылкой водки по обеденному столу на кухне. И только после этого зажёг свет. Усталый взгляд застыл на развесёлых бликах, что заиграли на стеклянном горлышке.