Официант бросил на него убийственный взгляд и исчез.
— Тут я его уел! — воскликнул Упырь, поворачиваясь к Летуару. — Эти официанты меня бесят. Они просто ужасны.
— А? — отозвался Летуар. — Что?
Он неотрывно смотрел на даму: та, щедро посолив сок, начала пить его маленькими глотками.
— Что ж, — вздохнул Упырь, — когда-то нужно говорить и о вещах серьезных. Деньги при вас?[30]
4
Итак, денежное коловращение продолжалось.
Вторник, 5-е
В смешливой обстановке кукольного театра сада Тюильри Жан Сиберг вручил деньги Гадюке. По этому случаю он выразил ей, как обычно, свое звенящее возмущение.
Франсуаза Мартеллье продемонстрировала живейшее раскаяние, предложив Сибергу поискать утешения в невинных взглядах окрестных мальчуганов. Сиберг испепелил ее своим.
Среда, 6-е
В зале сокровищ музея Клюни Франсуаза Мартеллье вручила деньги Гнусу. В связи с этим она не преминула привычно довести до его сведения свое омерзение и гнев.
Александр Летуар примирительными словами засвидетельствовал ей свое понимание и посоветовал почерпнуть умиротворение в созерцании средневековых и прочих клюнийских чудес. После чего, верный выработанному принципу немедленного восстановления денежного запаса плюс надбавка, он потребовал доставить ту же сумму плюс двадцать процентов к 14 часам завтрашнего дня в Музей парижских лечебниц (документы, произведения искусства, предметы ухода за больными).
Брачный консультант заявила, что она ожидала чего-нибудь в этом роде и ее ответ — нет, нет и нет. И еще раз — нет!
Летуар вздернул брови:
— Уж не хотите ли вы намекнуть, что подумываете об отказе?
Консультантка ответила, что она именно отказывается. Да еще как!
Летуар заметил, что это отнюдь не конструктивная позиция. Консультантка посоветовала ему самому встать в известную позицию… или пойти где-нибудь повеситься, на его выбор. Летуар, пребывавший после вчерашнего в подавленном настроении и оттого не склонный к долготерпению, ответил:
— Эге-ге! О-ля-ля! Н-да!
Потом добавил:
— Если будете продолжать в том же духе, то надбавка составит не двадцать, а двадцать пять процентов!
И на всякий случай заключил:
— Во всяком случае, у меня имеются кое-какие фотографии, за которые ваш жених, возможно, выложил бы и поболе! Если он уже представил вас своим коллегам, то, вероятно, ему навряд ли понравилось бы, если б они попались им на глаза!.. Уверен, и многим вашим клиентам было бы интересно поглядеть на своего брачного консультанта за практической отработкой…
Консультантка расширила от ужаса свои голубые глаза и бесцветным голосом повторила:
— Фотографии? Фотографии?
— Вы на них, конечно, на несколько лет моложе, но кажется, будто снимались вчера… Да-да! Уверяю вас! Говорю вам это отнюдь не для того, чтобы польстить! Разве что прическа несколько вышла из моды. Об остальном наряде не говорю: он из тех, что не выходят из моды никогда…
Одно удовольствие было видеть, как красотка бледнеет и ее ножки подкашиваются. И слышать, как она, запинаясь, бормочет:
— Д-да, х-хорошо, вы получите эти деньги… Только мне нужно время, чтобы их раздобыть!.. Завтра — это слишком рано!..
— Я чересчур легко иду вам на уступки, — вздохнул Летуар, — ну да Бог с ним! Пусть будет послезавтра, в пятницу, в четырнадцать часов.
— В пятницу у меня целый день прием.
— Послушайте! Если вы решили поводить меня за нос…
— Если вы хотите получить от меня деньги, дайте мне хотя бы возможность их заработать!
— Ну а в пятницу вечером?
— У меня свидание с Жор… с моим женихом.
— В котором часу?
— А вас это касается?
— Считайте, что так.
— В четверть девятого.
— Где?
— О! В ресторане Эйфелевой башни.
— Тогда я буду ждать вас в восемь часов на Марсовом поле, на углу улицы Селина и аллеи Клоделя. И настоятельно рекомендую вам быть там. С деньгами. Иначе у вашего жениха на десерт будут веселенькие фотографии… Вам все понятно? Послезавтра, в восемь вечера, самый край!
— Алло? Мэтр?
— Вы! Вы! Опять вы?
— Я очень сожалею.
— Ни гроша больше…
— К несчастью…
— Ни-че-го.
— Ту же сумму плюс двадцать процентов.
— Двадцать процентов! Двадцать процентов прибавки! Нет, но вы в своем уме? И потом, ваши вечные прибавки незаконны, мадемуазель, вы слышите меня? Не-за-кон-ны! Совершенно вразрез с политикой сдерживания цен, за которую ратует правительство! Вы что, не читаете газет? В сфере обслуживания, к которой, хотите вы того или нет, относится род вашей деятельности, цены заморожены. Саботировать финансовую политику государства — это дело серьезное, вы слышите меня? Это пренебрежение своим гражданским долгом. И если Франция от чего в настоящее время и гибнет, то как раз от недостатка…
— И это срочно. Деньги мне нужны уже завтра.
— Нет, нет, нет. И нет!
— Вы хотите сказать «нет»?
— И еще как!
— Весьма прискорбно.
— Ну, это уж само собой.
— Прискорбно… для вас.
— Можете рассказывать моей матушке все что вздумается! Я сыт по горло! И потом, не исключено, что она вам и не поверит!
— О-о, м-м… да, конечно… Но… Но она, возможно, поверит фотографиям!
— Фотографиям? Каким еще фотографиям?
— Ну… тем… ну, в общем, фотографиям.
— Фотографиям! С кем?
— С этим… ну… с Патрисом.
— С Патрисом?
— Ну да!
— О-о!
— Вот именно. Итак, завтра, в четверг, в два часа дня, у Кукольного театра на Елисейских полях.
— Завтра слишком рано. Дайте мне возможность обернуться!
— Ну, раз иначе у вас не получается… Тогда, скажем, послезавтра, в пятницу. Только весь день я занята, и…
— Я тоже, представьте себе, весь день занят! Мне нужно закончить «Святого Августина»! Издатель уже торопит меня! Тем более что я и так поиздержался… и взял аванс!
— А вечером?
— Моя частная жизнь вас не касается.
— Я буду ждать вас без четверти восемь в саду Трокадеро, на углу Аквариума и аллеи Роже Пейрефитта. Советую быть точным. И иметь при себе деньги. Иначе вашей матушке будет что разглядывать — там, в Плугоа, вечерком и бессонной ночкой… Вы меня поняли? Послезавтра, без четверти восемь, самый край!
— Алло! Господин Летуар?
— Ну нет! Уж не собираетесь ли вы сказать, что это вы?
— Увы, да.
— Но вы не собираетесь сказать мне, что…
— Увы, да. То же плюс двадцать процентов.
— Не может быть! Вы шутите?
— Я бы рад. К несчастью… Короче, договорились: завтра, в четверг, в полдень, в «Лорелее» на улице Харди?
— И речи быть не может.
— Не понял.
— Пустой номер.
— Что сие означает?
— Сие означает, что все кончено, завершено, отрезано. С концами. Ни гроша больше. Идите полюбуйтесь на себя в зеркало, и можете считать, что ничего лучшего вы уже не увидите.
— Послушайте, вы могли бы быть повежливей! Я-то с вами вежлив!
— Я знаю! Вежливы со мной и галантны с дамами!
— Что за тон? Могу я узнать, отчего вдруг такой тон?
— Когда человек заказывает себе томатный сок, то сам его и выпивает!
— Что? Но какое это имеет отношение…
— А такое! Его не отдают первой попавшейся бабе! Болван!
— Нет, но вы действительно взяли такой тон!
— Если вам не нравится мой тон, то можете запихнуть его себе в…
— Уж вам-то не следовало бы мне грубить: ведь мне достаточно шепнуть полиции слово, одно-единственное словечко о моем бедном Гродьё, и…
— Ну хватит! В конце концов, шепните полиции это свое слово! Вы и так уж обязаны мне тем, что я до сих пор вас боялся! Если вы воображаете, будто полиция обратит внимание на речи маньяка, который раздает свои соки направо и налево, как рекламные проспекты! Да полиция не поверит ни словечку из этого вашего слова!
— Ну да… возможно… допустим… Но… Но тогда она наверняка поверит… м-м… фотографиям!
30
Дама скончалась к вечеру следующего дня. Пользовавший ее врач дал заключение, что это вирусная инфекция. В настоящее время солонка продолжает находить свои жертвы среди немногочисленных, по счастью, любителей томатного сока в «Превер-и-Косма», убивая, в разные годы по-разному, до двух десятков людей в месяц, в кончине которых доктора обвиняют преимущественно вирусную инфекцию.