Пошатываясь, она вернулась от шкафа, как с другого конца света.
— Вот вам пижама, дорогой.
В порыве нежности Лежанвье попробовал притянуть ее к себе, но она, высвободившись, одной фразой пресекла его поползновения, и он втайне почувствовал облегчение: усталость Дианы объяснялась самым естественным образом.
— Обещайте разбудить меня, как только услышите, что я снова разговариваю во сне, хорошо?
— Обещаю, дорогой. Если только вы не будете рассказывать что-нибудь по-настоящему забавное.
Диана потушила лампу в изголовье, повернулась на правый бок, и вскоре по ее мерному дыханию Лежанвье понял, что она уснула.
Тогда как сам он, держа глаза широко открытыми и уставясь на бледные щели жалюзи, боролся с усталостью и тревогой, изо всех сил стараясь не заснуть.
Он размышлял, анализировал, строил планы.
VII
— Вэ-Эл, мы с Тони поедем обедать к мамаше Лалуэтт. (Жоэлла.)
— Дорогой мэтр, вы позволите похитить у вас Диану до вечера? (Билли и Дото.)
Вернеру Лежанвье было трудно примириться с тем, что он должен стареть, то бишь: следить за своим давлением, замедлять шаг на подъемах, ограничивать себя в еде и вместе с тем набирать вес, носить длинные кальсоны и вместе с тем мерзнуть, хрипло кашлять и благоразумно отворачиваться, когда Диана пристегивает чулки.
Но совсем уж невыносимо было ему видеть, что его юную дочь с каждым днем все сильнее привораживает этот наглый соблазнитель — убийца и шантажист. Убийца, благодаря ему, Лежанвье, незаслуженно оправданный, и шантажист, благодаря ему же живущий на широкую ногу…
Часами адвокат просиживал в маленькой комнатке первого этажа, куда не долетало ни звука. Ни дать ни взять алхимик в поисках философского камня или современный физик, стремящийся проникнуть мыслью в глубь атома. Но его интересовало другое. Проводя все эти часы наедине с красной тетрадкой и ее рецептами, он ломал голову над одной задачей: как отделаться от убийцы-шантажиста? Без скандала. Без мордобоя. И не прибегая к убийству, одна мысль о котором внушала ему ужас.
Памятуя о том, что он взял привычку разговаривать во сне, Лежанвье засыпал прямо тут, за своим рабочим столом, уронив голову на руки, или же на диванчике, поджав ноги и даже во сне продолжая строить несбыточные планы. В спальню он поднимался лишь под утро, чтобы создать у Дианы впечатление, будто ночь он провел подле нее.
Раза два-три за утро, если не чаще, ему звонили адвокаты Меран и Сильвия Лепаж, спрашивая у него совета или указаний, осведомляясь о его здоровье — они-то знали! — и неизменно высказывая пожелание вскоре увидеть его отдохнувшим и поправившимся. Мэтр Лекутеллье просил отсрочки. Вашэ собирался пересмотреть свои показания. Лежанвье делал пометки, в телеграфном стиле отвечал на некоторые срочные письма на своем «Ремингтоне-беби», отрывал листок календаря, что, впрочем, не мешало ему то и дело спрашивать у Дианы и Жоэллы, какой сегодня день. Их это нервировало, и в их удивленных взглядах он видел себя: стареющего мужа и отца.
В подавленном настроении Лежанвье поднялся, сделал несколько неуверенных шагов. Вот так он выныривал теперь из сна — как пробка из воды. Часы пробили не то одиннадцать, не то полночь — скорее все-таки полночь. Он направился к окну, отодвинул кретоновую занавеску и выглянул наружу. Его внимание привлек свет. Он шел не из деревушки — для этого он был слишком яркий. И не из «Боярышника», соседней виллы, и не из монастыря — слишком близкий. Адвокат опустил занавеску, потом спохватился, кинулся за очками. Теперь, чтобы видеть вдали, ему нужны были линзы.
Свет шел от домика, что высился в глубине парка, от обветшалого охотничьего домика, где плесневели на стенах несколько косматых голов и куда никто никогда не заходил — разве что Жоэлла, когда была еще ребенком, по прихоти своего необузданного воображения превращала его то в осажденный форт, то в заколдованный замок, то в один из Зондских островов…
Не колеблясь ни секунды, Вернер Лежанвье облачился в халат, брошенный на спинку стула, а в прихожей прихватил висевший справа от вешалки электрический фонарь. Снаружи его объял ночной холод, но сейчас его могла бы остановить только выросшая на пути отвесная скала.
До домика оставалось каких-нибудь двадцать метров, когда дверь домика открылась, выпустив женскую фигурку, которая тотчас согнулась на ветру.
«Жоэлла», — подумал адвокат и окликнул ее.
Тщетно. Фигурка исчезла подобно эльфу.
Лежанвье продолжал идти к домику — теперь он знал, кто там скрывается.