«Вы меня еще не потеряли…»
— Обсудим ситуацию хладнокровно, дорогой мэтр… Что вы намерены предпринять? Чистосердечно признаться?
Лежанвье по-прежнему был неспособен отвечать. Да и слышал ли он, что ему говорили?
Лазарь, помолчав, стал развивать свою версию:
— Госпожа Лежанвье уже довольно давно наставляла вам рога, но у вас только сейчас открылись глаза? Ладно. Благодаря чему? Писульке, неосторожно оставленной в сумочке или в шкафчике? Пусть так. Вы застали ее здесь полуодетой, принялись осыпать упреками. На свою беду, она держалась воинственно, даже заявила: ее личная жизнь вас не касается. Кровь ударила вам в голову, и вы слово за слово перешли к рукопашной. Она пригрозила вам пушкой — вон той пушчонкой, что валяется на полу, — и, похоже, всерьез намеревалась пустить ее в ход… Вы отвернули ее руку в сторону, чтобы она не наделала глупостей… Но вот невезение: она пальнула… Поверьте, в суде присяжных у вас не будет проблем: уж там-то вытащат на свет Божий ваше безупречное прошлое и ее неблаговидные делишки… С новым Лежанвье в качестве защитника вы отделаетесь лишь надоедливыми очередями фотовспышек и вашей физиономией на первых полосах газет — если, конечно, из каких-нибудь загадочных побуждений вы не решите признаться во всем…
Лежанвье провел ладонью по лбу.
— В чем мне признаваться?.. Я только что из Парижа, где провел всю вторую половину дня, я вернулся в «Вязы» каких-нибудь двадцать минут назад… Я могу это доказать…
— Но вы не сможете доказать, что не прикончили ее в течение этих двадцати минут!
— Убийство совершено не только что, а час или два тому назад, если не все три.
— Да что вы говорите!
— Будет произведено вскрытие, и судебный медик…
— …целомудренно воздержится от категорического утверждения, учитывая, что точность должна будет измеряться минутами! Да вы дотроньтесь, труп еще не остыл…
Лежанвье казалось, что он наяву переживает кошмарный сон.
— Говорю же вам: я только что приехал, и вот — нашел ее здесь…
Лазарь задумчиво наблюдал за ним.
— Заметьте, есть и другое решение… проще… чище…
— Какое?
— Выстрел сделан в упор — достаточно нагнуться, чтобы подобрать оружие. Это могло бы сойти за самоубийство, при условии…
— При каком условии?
— При условии, что оружие будет у госпожи Лежанвье в руке, направленное ей в грудь. При условии, что мы запоем в один голос, что я буду гарантом вашей невиновности, а вы — моей.
Лежанвье никак не мог поймать разбегавшиеся мысли.
— А вам-то какой интерес?..
Лазарь отшвырнул сигарету, помолчал.
— Я мог бы ответить вам: «Интерес самый простой, папаша, — желание выручить вас в порядке дружеской взаимности», но я сильно сомневаюсь, что вы мне поверите… Проследите за моим рассуждением… Если вы, как обманутый и обозленный муж, естественным образом становитесь подозреваемым номер один, то не менее естественным образом я, как погнавшийся сразу за двумя зайчихами, воплощаю собой подозреваемого номер два… Подошвы с гвоздями, лампы с рефлектором, допрос третьей степени… Если вы всего этого еще не пробовали, то уж я досыта нахлебался… И вместо этого… Предположим, что мы обопремся друг о друга, как пресловутые слепой и паралитик… Предположим, что…
— Минуточку! — перебил его Лежанвье.
Он наконец набрался мужества склониться над Дианой, коснуться ее обнаженной руки, удостоверился, что револьвер лежит меньше чем в метре от нее. Изящный мелкокалиберный револьвер с ручкой из слоновой кости, «Лилипут—4,25», который он подарил ей во время чудесной поездки по бернским Альпам. Увидел он и другое: корсаж на Диане разорван и тыльную сторону ее правой ладони пересекает свежая царапина.
— Минуточку! — повторил он, тщательно подбирая слова. — В Париже мне совершенно нечего было делать, и я поехал туда, прихватив с собой Жоэллу, лишь под сильным нажимом Дианы. Она пожелала остаться с вами наедине. Из ее намеков можно было понять, что она знала вас лучше, чем я, и сумела проникнуть в какой-то тщательно оберегаемый вами секрет, способный вас обезоружить… Будете отрицать, что встречались с ней сегодня во второй половине дня?
Лазарь прикрыл правый глаз, вздернул, изогнув, левую бровь и склонил голову набок. Порывшись в карманах, он извлек оттуда мятый клочок голубой бумаги.
— Прочтите, папаша.
«4 ч. В известном тебе месте, дорогой. Д.», — удалось разобрать адвокату.