Мне казалось, что она понимает, мы стали чужими друг другу, когда я попал в дурдом. Я бросил ее, сам того не желая, перед этим разрушив нашу жизнь. Я вполне мог признавать свои ошибки, но в приватной обстановке собственного разума. Я пообещал Октавии, что позвоню Хильде главным образом, чтобы к ней не идти. Я думаю, Октавия тоже понимала это, потому что напомнила мне об обещании только сейчас.
— Спокойной ночи, — сказала она. — Подумай об, хорошо? Мне кажется, так было бы правильно. Но мы воспринимаем мир сквозь призму наших проекций и страхов. Так что, может быть, все вовсе не так, как я думаю.
Она тут же затихла по своей нежной, мышиной привычке, и я остался один в темноте, наедине с возможностью пойти и поговорить с человеком, которого любил очень сильно и который стал мне почти чужим. Некоторое время я смотрел на потолок. Пятна темноты расплывались на нем, как кляксы, но я придал им форму. Сложилось имя Хильде, и я вскочил с постели. Я вышел в кабинет, закрыл за собой дверь, сел в кресло и закурил. Телефон в моих глазах был не то врагом человечества, не то величайшим его благодетелем.
Я до сих пор помнил ее номер, надо же. Наш номер. Наверное, это значило, что я должен позвонить. Я посмотрел в окно, на небо, затянутое облаками. Мне стало жаль, что я не могу увидеть звезд.
Но я знал, что они на месте. Я взял трубку и послушал гудки. Когда непрерывный гудок превратился во множество крохотных, я положил трубку.
— Ты император, Аэций, — сказал я себе. — И ты ее брат, Бертхольд. Не то, чтобы вы разные люди, но наберитесь смелости ради своего бога.
Я долго не набирал этот номер, но он лег под пальцы легко — привычный, давний-давний. Я только надеялся, что Хильде не возьмет трубку. Однако, последний мой бастион быстро истаял. Я услышал голос пожилой женщины.
— Алло?
Я дернулся, чтобы бросить трубку, словно она загорелась, но, в конце концов, наоборот прижал ее ближе, почти до боли в щеке.
— Здравствуй, — сказал я.
На другом конце трубки было молчание, и я подумал: может быть связь разорвет, может быть не нужно будет говорить?
В то же время первое слово, давшееся мне с таким трудом, освободило во мне что-то. Хильде, наконец, сказала:
— У тебя все еще голос мужчины, которым я тебя запомнила.
Она говорила устало, но не зло.
— Я тебя разбудил?
— Нет, мне не спалось.
Какой абсурд, подумал я, моя младшая сестра так постарела. А я живу жизнью принцепса.
— Прости меня, — сказал я. Снова накатило молчание, я почувствовал, как шумит в ушах. Но трубку бросить больше не хотелось, я ждал.
— Я ведь сама не пожелала тебя больше видеть.
Теперь была моя очередь молчать. Я знал, что хочу сказать, но не знал, как.
— Хильде, — начал я. — Ты же знаешь, что дело не в Вечном Городе, не в моих детях, не в Октавии, даже не в войне.
Она не стала спорить, просто спросила:
— И в чем по-твоему?
Последний наш разговор закончился ее криками и плачем, с тех пор она ни строчки не написала мне. Я подумал, она станет кричать и сейчас, однако Хильде казалась очень спокойной. Я и не заметил, что мы говорим на нашем языке, а не на латыни, к которой я так привык в последнее время. Я зашептал очень быстро, часть меня надеялась, что она ничего не поймет.
— Я бросил тебя после того, как из-за меня мы потеряли все. Я должен был заботиться о тебе, вместо этого я полностью свихнулся и захватил Империю. Я делал вещи, не задумываясь о последствиях. Я просто хотел как лучше. Но так не бывает, Хильде, всегда приходится что-то бросить, чего-то лишиться.
— А если бы ты мог что-нибудь изменить?
— Я сделал бы по-другому. Я бы никогда с тобой не расставался. Но прошлого не изменишь.
— Ты, наконец, это признал?
— Я много думал о прошлом в последнее время.
— Я знаю, что ты приезжал. Гудрун сказала.
— А я думал, что Гюнтер.
Мы оба засмеялись, но быстро замолчали, словно каждый мог поймать другого за этим недостойным серьезного разговора занятием.
— Хильде, я люблю тебя. И всегда буду. Прости меня, если сможешь. Но я хочу все изменить, не в прошлом, а в настоящем.
Она долго-долго молчала, сердце у меня в груди пропускало удар и снова шло, я чувствовал себя холодным от страха. Наконец, Хильде сказала:
— Я не готова говорить. Пока что. Но я рада, что ты кое-что понял. Я тоже кое-что поняла благодаря тебе.
Я радовался, что она может беседовать со мной, не погружаясь в прошлое, и мне не хотелось терять ни минуты.
— Но Хильде…