В этом суть жизни — сколько бы ты ни сталкивался со смертью, даже со смерть близких, ты не веришь, что это случится снова. Иначе боль была бы бесконечно сильна в каждый момент времени.
Я помню, что глаза у меня болели от слез. Когда я оказался на крыше, и холодный воздух ударил мне в лицо, я увидел мертвого мальчишку. Теперь было уже не понять, молод он на самом деле или стар. На вид ему было лет шестнадцать. Юноша, подобный картине, с удивленными, открытыми глазами, в которых отражалось наполненное облаками небо.
Он убил Сельму, моя Октавия. Защищая свой дом, он уничтожил мою подругу. А теперь он был убит кем-то из моих солдат. Их было четверо, они стояли неподвижно, хотя когда я поднялся, они собирались уйти. Теперь им казалось неправильным оттолкнуть меня от прохода.
Я смотрел на этого мальчика, которому даже не отомстил, и вспоминал Сельму. Смелую, чудесную девочку, которая никогда не сдавалась и не отчаивалась.
Я отдал кому-то из солдат, уже не помню, кому, свой автомат, потом он оказался в музее.
— Генерал, — сказали мне. И я понял, что нужен им, это меня отрезвило. Я отдал приказы. На мальчишке не было военной формы, он был не солдат, он просто хотел спасти свой Город. Здесь были и другие такие, смелые враги.
Я вырвал из рук мальчика винтовку, он сжимал ее так сильно, словно все еще был, жил и надеялся стрелять, хотя в груди его было три дыры, одна из них точно там, где покоится сердце.
Сердце беспокоится, сердце покоится. Я вырвал у него винтовку и пришел с ней к тебе, моя Октавия.
Мы расправились с ними, но я не испытывал радости, когда мне докладывали об убитых снайперах. Я только думал, что мне не вернуть Сельму. Я шел по Вечному Городу и плакал, как ребенок, которым я был когда-то, встретив Сельму. Гудрун шла рядом со мной, голова ее был опущена. Мне казалось, она упадет и будет лежать под серым небом, пока не закончится зима, и не пройдут дожди, и не наступит лето. Но Сельмы все еще не будет.
А потом меня нагнала Дигна, и я утер слезы, увидев дворец. В нем уже не было шумно.
Когда мы вошли внутрь, крови оказалось море. Конечно, столько и не могло быть. Наверное, все это было лишь очередной иллюзией моего усталого мозга. Но тогда мне казалось, что в коридоре кровь доставала мне до щиколотки.
Я вошел внутрь со своими солдатами, но мы не давали бой, потому что некому было драться. Обожженные, искромсанные трупы встретили нас. Дигна сказала:
— Твой бог на твоей стороне.
Она знала, как легко обманывает мой бог. Но я не был удивлен. Я загадал веселое желание, наверняка принесшее ему много приятных минут. Все любят веселье, но больше всего его любят боги.
Я увидел его в зале. Это был тощий, злой щенок, рычавший на здорового, сильного преторианца, навалившегося на него. Кинжал этого человека был у самых глаз мальчишки, и мне стало до тошноты жалко ребенка, хотя он сам явно был одержим. Кассий стал мне верным другом и соратником, но тогда я думал только о том, что это всего лишь ребенок, что он не заслуживает смерти. Я вытащил его из-под преторианца. Не то чтобы я сделал это как-то особенно героически — тело этого преторианца к тому времени уже сводило судорогой, а изо рта его шла пена. Я много раз видел, как они умирают, истощив свои силы. Я знал, что это могло случиться и с мальчишкой, поэтому, выдернув его из-под преторианца, коснулся его лба, как будто остужал жар. Я почувствовал, что нужно так поступить интуитивно, никто не объяснял мне, как спасать их, но раз я придумал, как их разрушить, значит я мог и восстановить. Его клинок погас.
У мальчишки был длинный ожог, тонкая линия вздувшейся, алой плоти. Память об этом дне на всю оставшуюся жизнь. Он смотрел не на меня, а на то, как бьется в конвульсиях преторианец, чуть не зарезавший его. Мальчишка его знал. Кассий рассказал мне потом, что этот человек учил его обращаться с оружием. Тоже своего рода ирония.
Но в тот момент я не знал ничего, даже его имени. Мальчишка дрожал, думая, наверное, что могло случиться с ним секунду назад. Его руки и рубашка были в крови. Но он не плакал. Просто смотрел, трясся и морщился от боли.
— Где императрица и императрица? — спросил я. Он помотал головой, и я ударил его. Я не мог позволить себе убить невинного, но в остальном я изрядно потерял контроль. Мальчишка посмотрел на меня, губы его дрожали, но он не расплакался.
— Император мертв. Я…. Императрица и ее сестра живы. Они убежали наверх, — сказал он. Я видел, что мальчик истощен предельно, и я попросил Дигну помочь ему.