Она взяла бокал, ее пальцы со скрипом скользнули по стеклу, и она едва не пролила воду. Я любил в ней неловкость, которой она стыдилась. Именно потому, что она совершенно не подходила дочери принцепского императора, словно бы Октавия позаимствовала ее.
Она поймала мою руку и коснулась губами костяшек моих пальцев. Поцелуй вышел холодный и влажный, содержащий в себе воспоминания о воде со льдом, которую она пила.
— Я хочу, чтобы ты отдохнул, — сказала она.
— Я как раз хотел об этом поговорить, — ответил я. — Нам нужно взять отпуск. Знаешь, просвещенная позиция состоит в том, что государство — это саморегулирующаяся система, способная некоторое время противостоять энтропии.
— Да, в определенных кругах принято считать таким образом, — сказала она, а потом подмигнула мне так, как обычно делал я. И мне показалось, будто мы поменялись местами, но это не вызвало у меня ужаса, потому что я любил ее.
— Мне будет сложно смириться с тем, что некоторые вещи способны функционировать без моего участия, но, может быть, путешествие по стране скрасит мою боль от признания того, что я не являюсь центром видимой Вселенной.
Улыбка сделала ее лицо по-детски радостным, но плечи ее наоборот напряглись, потому что она не знала, шучу я или говорю серьезно. Я обычно не задумывался о таких вещах. Потому что в таком случае шутки выходят непосредственными и кое-где даже уместными.
— Представлю тебе мою идею, — сказал я. — Мы с тобой отдохнем от Сената и дадим Сенату отдохнуть от нас. С тщательностью и самым аккуратным образом соберем наши вещи, простимся с Марцианом и Атилией, дав им возможность реализовать амбиции молодости и пригласить друзей без нашего ведома, возьмем ту машину, которая покажется тебе стилистически уместной и отправимся узнать, каким образом мы можем остановить неизбежное разрушение мира.
— Что, Аэций? Ты серьезно?
Я улыбнулся ей, хотя говорил абсолютно серьезно.
— Безо всякого сомнения. Я не предлагаю нам с тобой сражаться со временем, пока мы не достигнем безусловного успеха, Октавия. Я предлагаю нам совершить дорожную прогулку по приятным мне местам, попутно постаравшись сделать что-нибудь полезное.
— Аэций, мы не спешим. Нет никаких тревожных знаков. Прошло всего три месяца, Ниса в порядке, я думаю, нам стоит подождать решений от моей сестры и Грациниана. В конце концов, они лучше нас представляют себе, с чем связались. И располагают диспозитивом для решения собственных проблем.
— Я в этом не уверен. Кроме того, разве они не говорили, что им нужен материал? Нечто с той стороны для исследования? По-моему, они утверждали именно так.
Она нахмурилась, потому что не была уверена тоже, ее блестящий взгляд уперся мне в ключицу, и она стала похожа на маленькую девочку. Распущенные волосы закрывали ей грудь, и она задумчиво трогала пододеяльник, будто пыталась нащупать спрятанную там монетку.
— В сущности, ты предлагаешь мне мыслить исторически. Но мыслить исторически значит не делать ничего, потому что все как-нибудь образуется самостоятельно в мире, где сотни миллиардов факторов воздействуют на каждое явление, и все они находятся в сложной взаимосвязи за пределами понимания человеческого существа.
— Строго говоря, я предлагаю нам пожить в историческом периоде, который нам предоставлен, приняв его таким, каков он есть. Марциан, в конечном итоге, был прав, когда говорил, что мы очень устали.
— Я не устал. И не хочу, чтобы люди на моей планете жили в мире, который в течении неопределенного количества времени треснет по швам.
И тогда она засмеялась, притянула меня к себе с мягкой нежностью, обняла.
— Но ты живешь в нем. Даже солнце однажды погаснет, мой дорогой.
— Я думал над этой проблемой.
— Но никто из нас не увидит этого, мы, наши дети, дети наших детей, все, кого мы когда-либо знали, уже проживут свои жизни.
Тогда я засмеялся над ней. Она не знала, как связаны мы с каждым человеком на земле, уже родившимся, уже умершим, и с теми, кому еще только предстоит родиться и умереть. Когда она думала о том, как погаснет солнце, она не думала о себе. И я думал о себе, потому что люди, которые будут жить после меня, мне нужны, даже если я никогда о них не узнаю.
Мне не нравилось, что погаснет солнце, и что Вселенная прекратит свое движение, и эта катастрофа для меня была так же реальна, как угроза землетрясений в Иберии, хотя я и располагал большим количеством времени и меньшим количеством ресурса для ее разрешения.