Хлопает их по плечам — так, что они обливаются лимонадом из бумажных стаканчиков.
Тычет кулаком в бок — так, что они роняют свои бутерброды.
Запускает им руку под платья — так, что они все в ужасе бросаются к своим машинам и уезжают, превышая скорость и попадая в аварии, и их покалеченные дети оказываются в школах для инвалидов, только я одна остаюсь в нормальной…
Ноги у меня вдруг совсем перестали двигаться, и когда я, спотыкаясь, пересекла финишную черту, Аманда Косгроув снова очутилась рядом со мной.
Извините, что прервала рассказ, это папа заходил пожелать мне спокойной ночи.
Он, должно быть, заметил, что после соревнований я все молчу да молчу, и поэтому вошел ко мне в комнату на руках. Он всегда так делает, когда я хандрю.
Он встал на «мостик» и хотел было красиво выпрямиться, но не сумел и плюхнулся на попу.
Заговорил он не сразу, потому что руки были заняты: сначала он ими тер отбитый зад, потом ругался плохими словами. У нас с ним уговор: руками ругаться можно, если потом их моешь с мылом.
— Такова жизнь, Тонто. Иной раз уж так стараешься выиграть, а все же чуть-чуть не дотягиваешь. Хотя по мне, так ничья со школьной чемпионкой — это отличный результат!
И он исполнил для меня песню Карлы Тэмуорт моим любимым способом: голосом пел только мелодию, а слова — руками. Так он куда меньше фальшивит.
Песня была про убийцу-неудачника, у которого ничего не получается, потому что убивает он топором, а топор затупился, зато у него есть невеста, и она все равно его любит.
Потом папа меня обнял.
— Лично я, — сказал он, — считаю тебя чемпионкой.
Ну как на него можно сердиться?
— Сегодня будет лучше, чем вчера, — сообщил папа, когда утром подвозил меня до школьных ворот. — Во-первых, потому что четвертый день в новой школе всегда лучше третьего, а во-вторых, сегодня не будет никаких спортивных праздников с придурками-болельщиками и жуликами-судьями.
И он был прав.
Целиком и полностью.
Сегодня — самый лучший день в моей жизни.
Он прекрасно начался, и пока что все идет прекрасно!
Ну, вообще-то начался он довольно странно.
Возле школы ко мне сразу подошла Аманда Косгроув.
— Хорошая черепашка, — сказала она.
Я остолбенела. Во-первых, потому что она подошла ко мне сама, во-вторых, потому что сказала какую-то чушь, и в-третьих, сказала она ее — руками!
Сердце у меня заколотилось. Может, мне почудилось? Когда не с кем поболтать, иной раз кажется, что вот человек с тобой заговорил, а это он просто муху отгоняет.
Но Аманда не отгоняла муху.
Она наморщила лоб, пытаясь что-то вспомнить.
— Хороший самолет, — сказала она. Снова руками.
Я все равно не поняла, о чем это она. Я ей так и сказала.
Аманда покивала смущенно и опять задумалась. Может, она вчера перенапряглась и у нее началось кислородное голодание мозга?
— Ты… хорошо бегаешь, — сказала она наконец.
Руки и пальцы у нее двигались не очень умело, но я разобрала.
Я кивнула и улыбнулась.
— Ты бегаешь просто здорово, — сказала я.
Она скорчила гримаску.
— Терпеть не могу соревнований, — ответила она уже вслух, — это меня папа заставляет.
В другое время я бы ей от души посочувствовала. Но сейчас я была слишком взволнована.
Наконец-то я с кем-то в этой школе нормально разговариваю. Без ругани, без затыкания друг другу ртов земноводными!
А потом вообще случилось чудо.
— Клей, — сказала Аманда на языке глухонемых.
И увидела по моему лицу, что я опять не понимаю.
Сердясь на себя, она тряхнула головой — так, что колечки запрыгали.
— Близнецы, — сказала она и сразу взмахнула рукой, перечеркивая сказанное. — Друзья, — получилось у нее наконец.
Я, по крайней мере, изо всех сил надеялась, что на этот раз у нее получилось.
Что она не пытается выяснить, не видала ли я пузырек с клеем, который дружно утащили чьи-то близнецы. Что она просто спрашивает, согласна ли я с ней дружить.
— Друзья, — повторила она и улыбнулась.
Я тоже заулыбалась до ушей и закивала, как какой-нибудь участник телешоу «Распродажа века», которого спрашивают, не купит ли он шикарную виллу за два доллара девяносто девять центов.
От радости я чуть было не прошлась колесом, но удержалась, чтобы Аманда не подумала, будто я пытаюсь втолковать ей что-то про колеса или машины.
Я спросила, где она училась языку глухонемых, и она ответила, что на солнце.
Я попросила ее объяснить это вслух.
Оказалось, в Сиднее, в летней школе, ей это нужно для какой-то там общественной работы.