— Не говори плохих слов! — сделала замечание прабабушка. — Ничего страшного не случилось. Видимо, в фотоаппарате какая-то неполадка. Бог его знает, что с ним стряслось.
Старая старушка, охая и шаркая тапочками по паркету, подошла к раритетной технике, что-то в ней повертела-покрутила и заявила новой старушке:
— Давай. Садись на место. Сейчас ещё сфотографируемся и всё снова будет так, как должно быть.
Даша забралась на стул, её прабабушка устроилась рядом.
Молнией сверкнула вспышка, и перед объективом снова возникли девочка и бабушка. Правда, девочкой стала старушка Анна Матвеевна, а бывшая девочка Дашенька так и осталась старушкой.
— Да… — задумчиво протянула баба Нюра тоненьким голоском. — Феноменально, парадоксально…
Девочка-старушка захныкала:
— Верни всё, как было! Мама меня убьёт!
Анна Матвеевна нахмурилась.
— Ума не приложу, что такое творится, — пропищала она, чувствуя всем своим помолодевшим телом приток энергии и бодрости. — Действительно, какая-то фигня. По-другому и не скажешь.
Анна Матвеевна снова подошла к аппарату, потрясла его, словно копилку, слегка стукнула по корпусу: внутри что-то со звоном лопнувшей струны отвалилось.
— Ну вот теперь, — уверенно провозгласила экс-баба Нюра, — теперь-то точно всё получится!
Анна Матвеевна вернулась на место, в глубине души не очень веря в благоприятный финал всей этой неприятной истории.
Фотоаппарат тем временем щёлкнул в третий раз. А потом задымил, упал и раскололся на несколько частей.
— Ну всё! — баба Нюра отчаянно всплеснула руками. — Доигрались.
Даша, вновь ставшая девочкой, подскочила к своей прабабушке и уверенно-весело произнесла:
— Мама нас точно убьёт!
Теперь в темноватой комнате, пропахшей лекарствами, старыми книгами, ссохшейся мебелью, стояли две маленькие девочки — одна бывшая старушка, а вторая — обыкновенная. Стены комнатки от пола до потолка украшали ценные фотографии минувшей эпохи, в каком-то смысле обессмертившие знаменитых трактористов, военных, лётчиков, доярок, артистов. Глаза героев прошлого ошалело глядели на легендарную бабушку и её внуку.
До новых встреч
Я ждал электричку. Неподалёку тупил какой-то кабан, бесцеремонно меня рассматривая. Внимательно так разглядывал, словно следователь. Ростом не слишком высокий, но телосложением массивный: килограммов сто двадцать. В тёмно-синем деловом костюме, но без галстука. Лицо похоже на новую, ещё не слишком отбитую боксёрскую грушу.
— Ты долго будешь за мной шпионить-на? — спросил он, подъехав ко мне тяжёлым дорожным катком. Его голос оказался неожиданно высоким.
— В смысле? — пробасил я в ответ.
— В коромысле-на! Помню, ты сидел на берегу прудика в Северном Чертаново с покоцанной рожей, а я в тот момент с Тедди гулял-на. Тедди — это моя болонка, померла давно. Чего ты на меня тогда уставился?
Напрягшись, я вспомнил данный эпизод. Действительно, было такое дело. Мне тем вечером, что называется, хорошо надавали по щам в шаромыжке, то есть в моей вечерней школе рабочей молодёжи. Избили в дворике. Прямо перед всеми выкатившими покурить учащимися. Я тогда ещё бабушке своей лапши на уши навалил, что, дескать, сам себя долбанул железной дверью лифта. Случайно якобы. Лоб у меня был разбит, подбородок стёсан и губа кровоточила. Бабушка поверила. А может быть, сделала вид, что поверила. Происходило это всё лет тридцать назад в разгар перестройки.
— Прудик помню, — ответил я. — А вот вас, извините, нет. Мы же незнакомы. Мало ли, кто рядом со мной находился в тот момент.
— Зато я тебя помню-на. Чего ты тогда на меня вылупился? Проблемы какие-то? Так я их могу решить.
Лицо бычары налилось кровью.
— Или вот, — нервно продолжил он. — На станции «Горячий ключ» ты снова на меня уставился. Я находился в поезде «Адлер-Москва», а ты «Москва-Адлер». Наши поезда одновременно остановились. Мой сильно задерживался. Зачем ты тогда торчал в окошке и лупозырил на меня? А? Тоже не помнишь? Я не люблю, когда на меня так пялятся.
— Послушайте, — сказал я. — Как ни странно, но я помню и этот кадр. Он уже из второй половины девяностых. Я направлялся с дружбанами в университетский лагерь «Буревестник». В поезде мы очень весело проводили время, проще говоря, бухали. Какое мне было дело до чей-то, простите, физиономии в окне встречного поезда. Признаться, в те минуты меня волновал только один вопрос: как мне опрокинуть одну свою попутчицу, имя которой я уже давно забыл. Так же, как и её внешность. Помню только рыжие волосы и здоровенную грудь. Ну что вы, ей-богу, как маленький…