— «Мадам»?.. — удивилась Натали. — Такая девчурка и уже замужем?
Нобле замялся. Очевидно, ему не хотелось отвечать Натали. Но, поразмыслив, он решил, что вежливое обращение с носительницей фамилии Эмполи входит в его обязанности.
— Да, — сказал он, — мадам Амабль была замужем. Но она развелась или разводится сейчас с мужем. По правде сказать, она выгнала его.
— Люблю энергичных женщин! — заметила Натали.
— Досадная история, — продолжал Нобле. — Муж ее оказывал нам небольшие услуги…
— Нам? — переспросил Филипп. — Кому это «нам»?
— Ну дирекции. Он сообщал некоторые сведения относительно личной жизни руководителей профсоюза. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Нет, — отвечал Филипп.
— Ничего, постепенно вы научитесь разбираться в этой кухне. Муж Пьеретты Амабль был нам очень полезен в момент раскола профсоюзов.
— Не понимаю.
— Скоро поймете. Дирекция фабрики должна знать нужды каждого. Какие у кого заблуждения, неприятности. Ваш дедушка часто говорил мне: «Удивительное дело, Нобле, до чего дешево обходится покупка человеческой совести!» И вы сами убедитесь, насколько он прав…
— Потрясающе! — воскликнула Натали.
Нобле бросил на нее недоверчивый взгляд, но желание похвастаться своей профессиональной опытностью взяло верх, и он продолжал:
— Наши осведомители… (мы их так называем) помогают нам также выявить несговорчивых… А таких немало.
— Что же вы делаете с несговорчивыми? — спросил Филипп.
— По нынешним законам мы не можем, как прежде, уволить их без дальних разговоров. Ну так мы стараемся их изолировать… И тут возникают всякие проблемы…
Нобле снова бросил на Натали косой, недоверчивый взгляд. Она вызывающе смотрела на него своими узкими глазами.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Филипп.
— Ваш дедушка был бы очень счастлив видеть, что вы начинаете проявлять интерес к делам фабрики, — заметил Нобле.
Филипп открыл рот, хотел возразить, но удержался.
— Ну рассказывайте, рассказывайте, это очень увлекательно, — воскликнул он.
— Всякие проблемы, — продолжал Нобле. — И эта самая Пьеретта Амабль, по вашему мнению такая очаровательная…
— Конечно, очаровательная, — вставила Натали.
— Дорого она нам стоит. Ведь она что устроила! Добилась, что в ее цехе каждая работница работает только на одном станке, а по нашим правилам работница должна работать на двух-трех станках. И вот встал вопрос: не перевести ли эту самую мадам Амабль в Сотенный цех? Я вам его показывал, мсье Филипп. В Сотенном цехе нерушимо держатся обычаи и дисциплина еще тех времен, когда хозяином фабрики был ваш дед… Помните, вас поразило, какая там тишина? Никто голосу не подаст. Станки смазаны отлично и только чуть-чуть пощелкивают. Помните, вы мне еще тогда сказали: «Прямо как в церкви». И вот мы, знаете ли, поостереглись переводить туда Пьеретту Амабль. Хорошо, если она покорится тамошним порядкам, а что как она перемутит всех своих товарок по работе? Я высказался за осторожность. Лучше с огнем не шутить. Так что мадам Амабль осталась в своем цехе.
— She is tough [4], — сказала Натали. — Крепкая. Она мне нравится.
— Когда Пьеретта Амабль узнала, что ее муж время от времени приходит потолковать со мной, она захлопнула дверь перед его носом, заперлась и выбросила его пожитки в окно. Она всполошила всех красных в Клюзо, и бедняге пришлось уехать подальше отсюда.
— Интересно бы с ней познакомиться, — сказал Филипп.
Нобле, очевидно прекрасно знавший повадки хозяев в отношении красивых работниц, внимательно поглядел на молодого директора, но из благоразумия промолчал.
— Что ж, — проговорил он наконец, — надо знать своих врагов. Ваш дедушка на днях говорил мне, что, по его мнению, у нас во всем департаменте нет такого опасного врага, как эта молодая женщина.
Филипп наклонился к Нобле.
— «У нас»? — резко сказал он. — Почему дед всегда говорит «у нас»? Ведь его давно отставили от дел. Чего ж он суется?
— Ваш дедушка принимает близко к сердцу все, что касается фабрики.
— АПТО украло у нас фабрику, — сказал Филипп. — Деду следовало бы дружить со всеми недругами АПТО.
— Браво! — воскликнула Натали. — Не стесняйся, излей свою наболевшую душу господину галерному надсмотрщику.
Нобле немного отодвинул свой стул, желая показать, что он разговаривает только с одним Филиппом.
— Господин Летурно, — сказал он, — вы еще очень молоды и не знаете важных событий в истории фабрики. В тысяча девятьсот двадцать четвертом году у нас была долгая и ужасная забастовка. Она весь город довела до нищеты. Ваш дедушка был оскорблен поведением своих рабочих, и, как только забастовка кончилась, он тут же уступил фабрику АПТО, а сам отошел от дел.