Самолёты со свастикой нацистской Германии, стояли рядами на хорошо укатанном асфальте, в основном истребители, а так же несколько бомбардировщиков стоявших ближе к густому лесу, окружавшему поле.
Внезапно пальцы Хаббарда сжали решётку, и у него перехватило дыхание. На дальнем конце поля, крылом к крылу с несколькими немецкими самолётами, стоял «Дифайэнт», полированный металл его корпуса сверкал в лучах полуденного солнца.
Понурив плечи, Хаббард вернулся к койке и сел. Он знал, что этот «Дифайэнт» — его собственный самолёт. Но ему и в голову не приходило, что его доставят на эту базу.
Было понятно, что неповреждённый британский самолёт представлял ценность для фрицев, но вряд ли для лётных целей. Тогда почему «Дифайэнт» находился на лётном поле с нетронутыми опознавательными знаками Королевских ВВС?
Было что-то подозрительное и в том, что произошло там, на скошенном поле. Кто открыл огонь по фрицам, когда они выскочили из-за стожков пшеницы?
Снаружи послышались шаги, и в замке заскрежетал ключ. Дверь распахнулась на скрипучих петлях, и вошёл старый француз с бадьёй в руках. За его спиной, в прямоугольнике дверного проёма, стоял охранник, сверкая на солнце примкнутым штыком.
Старик, пошатываясь, шагнул вперёд. На нём был засаленный берет, который когда-то был синим. Его блуза была грязной и порванной, а брюки залатанными. Деревянные сабо стучали, когда он шаркал по полу.
Он осторожно поставил бадью на пол. Но когда он наклонился, стоя спиной к охраннику, то, держа правую руку перед грудью, вытянул указательный и средний пальцы в форме буквы V, выражение его лица при этом не изменилось. Затем он выпрямился и протопал обратно к двери.
Хаббард долго сидел на койке. Когда он подошёл к бадье, то обнаружил, что в ней находился его обед — около пинты водянистого супа.
Более часа назад группа нацистских самолётов с рёвом унеслась в ночь. Теперь в старом французском фермерском доме кто-то играл на пианино, и молодые голоса выкрикивали слова немецкой песни.
Яркий лунный свет проникал сквозь зарешеченное окно и отбрасывал на пол шахматный узор. Хаббард подумал, что это была подходящая ночь для бомбардировок. Вероятно, города за Ла-Маншем понесут свою долю наказания.
За дверью послышались тяжёлые шаги часового, направлявшегося в другой конец двора.
Хаббард лежал на спине на койке и смотрел в черноту потолка. В его голове роились мысли, но они ни к чему не приводили.
Мысли о Григсби и человеке, который открыл огонь с края поля. Мысли о «Дифайэнте», стоявшем там, на поле, о старом французском крестьянине, который изобразил пальцами знак победы.
Его надежды вспыхнули при мысли о старике, но так же быстро угасли снова. Что мог сделать один старик, чтобы помочь ему? Этот знак победы был смелым жестом, не более того. Просто так старик давал понять, что у него есть друг, что кто-то сожалеет о том, что он попал в беду.
Пианино задребезжало и затихло. Шаги раздавались всё дальше и дальше. Утомлённый своими мыслями, Хаббард заснул. Среди ночи его разбудил рёв возвращающихся самолётов, но он повернулся на другой бок и снова заснул.
Затем кто-то стал трясти его, трясти настойчиво, и чей-то голос зашептал — настойчивый голос с резким британским акцентом.
— Поднимайся, парень. Есть кое-какая работёнка.
Хаббард открыл глаза и в первых серых лучах рассвета увидел фигуру, склонившуюся над ним. Это был старый француз, тот, что принёс ему суп, тот, что сложил пальцы буквой V. Но старик говорил по-английски — с британским акцентом. Американец сел.
— Кто вы? — спросил он с вызовом.
— Я Григсби, — усмехнулся француз.
— Григсби! — фыркнул Хаббард. — Григсби!
— Конечно, старина.
— Но охранник?
— Охранник мёртв, — сказал Григсби.
— Я думал, что фрицы тебя прикончили, — смущённо заявил Хаббард.
— Не совсем, — ухмыльнулся Григсби. — Почти, но не совсем. Иногда они не так уж умны. Я прожил с ними здесь несколько месяцев. Но скоро они о всём догадаются. После этого они не смогут не догадаться.
Американец решительно встал.
— Хорошо, Григсби. В чём дело?
Вместо ответа Григсби безмолвно наклонился, поднял что-то с пола и протянул это Хаббарду. Американец с нежностью сжал это в руках.
— Томми!
Григсби кивнул.
— А теперь слушай внимательно. Через пять минут здесь начнут происходить странные вещи, а мы же не хотим никаких неожиданностей?
— Я слушаю.
— Хорошо. Ты пойдёшь со мной и спрячешься за углом этой караулки. Я подойду к ближайшей «Штуке». Никому это не покажется странным, меня здесь все знают. Всё равно большинство из них спит. Я попытаюсь воспользоваться случаем, чтобы забраться внутрь и сесть за пулемёт. Когда ты увидишь, что я это сделал, беги ко мне.