– Если попробуешь схитрить, пострадает прежде всего Кэти. И обязательно спроси его, не заявил ли он в полицию.
– Да, конечно! – Энди поверить не могла, что Зеленоглазая разрешила ей позвонить.
Когда Мартин снял трубку, у Энди бешено забилось сердце.
– Мартин? Это я.
– Слава богу! Как ты? Ты где?
– Мартин, послушай, ты в полицию не заявлял?
– Нет, конечно, нет.
Энди прикрыла трубку рукой:
– Все в порядке. Полиция ничего не знает.
Зеленоглазая кивком разрешила Энди продолжать.
– Вот и хорошо, – сказала Энди Мартину. – Я здесь. Слушай меня внимательно, дорогой. Со мной все в порядке. Они говорят, что с Кэти тоже. Мартин, они хотят, чтобы я для них кое-что сделала, и тогда они отпустят и меня, и Кэти.
– Я приготовил деньги, – сказал Мартин. – Почти четыреста тысяч фунтов. Скажи им, что деньги есть.
– Мартин, деньги им не нужны. Больше я ничего тебе сказать не могу. Они уверяют, что, если ты не станешь заявлять в полицию, ни со мной, ни с Кэти ничего не случится. Обещай, что не пойдешь в полицию.
– Обещаю. Но что им нужно?
На этот вопрос Энди отвечать не стала.
– Ты просто жди, и мы скоро вернемся. Ты повезешь нас в Венецию. Помнишь, ты обещал? Как мне хочется снова там побывать. Поедем втроем – ты, я и Кэти. Обязательно. Мартин, ты только глупостей никаких не делай, ладно?
Энди трещала без умолку, словно боялась, что он ее перебьет и не даст договорить.
– Да, родная. Обещаю. Передай им, что в полицию я ни в коем случае не пойду.
Зеленоглазая выхватила телефон.
– Достаточно, – сказала она.
– Спасибо, – ответила Энди. – Спасибо, что разрешили позвонить.
Зеленоглазая подошла к столу, положила телефон в дипломат и заперла его.
– Что это ты говорила про Венецию?
– Мы туда ездили на медовый месяц. Он давно уже обещает Кэти свозить ее туда. Она видела фотографии и все спрашивала, почему на них нет ее. Сами знаете, какие дети любопытные.
Зеленоглазая буравила Энди взглядом:
– Ты, надеюсь, не пыталась умничать?
– В каком смысле?
Зеленоглазая не ответила. Она села и не моргая смотрела на Энди.
– В полицию он не ходил и не пойдет, – сказала Энди. – Он же убедился, что я жива-здорова. – Она тоже села. – Вы правда собираетесь взорвать эту бомбу?
– А тебя это так беспокоит?
– Конечно. Вы ее делаете, чтобы угрожать кому-то, или хотите устроить взрыв?
– Андреа, ты что, думаешь, я открою тебе наши планы? С какой это стати?
– А вы понимаете, что будет, если взорвать в Лондоне двухтонную бомбу? Резонанс будет такой, что вас это погубит. Вспомните, что произошло в Оме. Это и прикончило головную организацию ИРА. От них тогда все отвернулись.
Зеленоглазая встала, взяла портфель.
– Пошли. Работа ждет.
У Мартина от радости кружилась голова. Энди жива. Кэти, доченька, тоже. За последние несколько дней он чуть с ума не сошел, все представлял себе, что его жена и дочь мертвы, готов был уже идти в полицию. Слава богу, он этого не сделал! Если Энди сказала правду, скоро и ее, и Кэти отпустят. У него сердце чуть не остановилось, когда она спросила, не заявлял ли он в полицию. Он понимал, что похитители слушают разговор, и скажи он Энди, что полицейские приходили сами, они решили бы, что это он их вызвал. Лучше уж промолчать. И надеяться, что сержант О'Брайен ему поверил.
Одно омрачало радость: Мартин так и не понял, чего добиваются похитители. Денег им не нужно – она это четко сказала. Что им могло понадобиться от Энди? Зачем похитителям самая обычная домохозяйка? Чего же они от нее хотят? Этой загадки Мартин разрешить никак не мог, что его и беспокоило.
Он лежал на кровати, уставившись в потолок. Почему Энди заговорила про Венецию? Они никогда туда не собирались. И вообще в Италии ни разу не были.
Макивой оторвался от телевизора и сказал:
– Скоро полдень. Вылет в два тридцать.
– Да знаю я, – отозвался Каннинг.
– Нам нужны видеозаписи. Все семь.
– Но девчонка совсем разболелась. Говорить не может.
Макивой посмотрел на часы, поднялся с кресла:
– Пойду попробую уговорить нашу птичку спеть.
Он взял видеокамеру и стопку кассет.
– Давай я, – предложил Каннинг.
Макивой потрепал Каннинга по плечу:
– Ты уж сиди, Мик. Не хочу отрывать тебя от кроссворда.
Злорадно усмехнувшись, Макивой надел шлем и спустился в подвал. Девочка лежала, свернувшись калачиком, на раскладушке. Услышав шаги, она обернулась.
– Садись и делай так, как я скажу. Мне тебя некогда уговаривать.
– Мне очень плохо, – сказала Кэти.
– Мне тоже. – Он поставил стул напротив кровати и сел. – Когда я нажму на эту кнопку, скажешь маме и папе, что с тобой все в порядке. Можешь добавить, что скучаешь по ним. Только потом обязательно скажи, что сегодня воскресенье.
– Но сегодня же суббота.
Макивой схватил ее за волосы.
– А ты скажешь, что воскресенье. Поняла?
У Кэти брызнули из глаз слезы.
– Я плохо себя чувствую.
– Тебе будет еще хуже, если не сделаешь, что велят, – прошипел Макивой. – Помнишь, я отрезал у тебя прядь волос? В следующий раз могу и ухо отрезать. А если ты сейчас же не утрешь слезы, получишь затрещину.
Кэти выдавила из себя улыбку.
– Так-то лучше, – сказал Макивой. – Все, начинаем. Повторим на все дни недели. Не будешь слушаться, точно ухо отрежу, ясно?
Кэти уставилась на него широко распахнутыми от ужаса глазами и через силу кивнула.
Энди лежала в фургоне, звук мотора она слышала через капюшон. Рядом с ней лежал черный дипломат, который дала ей Зеленоглазая. Ее одели в синий костюм и плащ, чтобы она выглядела как служащая, вышедшая в выходные дни на дежурство.
До нее доносились автомобильные гудки, урчание моторов, где-то вдалеке выла сирена «скорой помощи». С шоссе они свернули минут двадцать назад.
Фургон резко притормозил, и Энди ударилась о металлическую дверцу. Машина еще несколько раз куда-то повернула и остановилась.
– Теперь слушай меня внимательно, Андреа. Снимешь капюшон, вылезешь из фургона и иди к станции метро – она здесь, напротив. Помни, за тобой будут наблюдать.
Энди согласно полученным указаниям пошла к метро, низко опустив голову. Она знала, что они следят за ней в зеркало заднего вида, и поэтому не оборачивалась.
Энди купила билет на мелочь, которую дала ей Зеленоглазая, прошла через турникет, спустилась по эскалатору на платформу.
Людей в метро было много. Ей улыбнулся мужчина в полосатом костюме, но она сделала вид, что не заметила этого. Прошел юноша лет двадцати, покачивая головой в такт музыке, доносившейся из его плеера. На нем была куртка с эмблемой «Харлей-Дэвидсон» на спине, а плеер играл так громко, что пассажиры бросали на него сердитые взгляды. Женщина в короткой дубленке, читавшая «Ивнинг стэндард», подняла голову и посмотрела на Энди. Может, это Зеленоглазая? Отсюда цвета глаз было не разглядеть.
Подъехал поезд, Энди отступила на шаг назад. Войдя в вагон, она огляделась. В дальнем углу сидел молодой человек в кожаной куртке. Может, это один из них? Энди, чтобы не встречаться с ним взглядом, отвернулась.
Вот и ее остановка. Пройдя через турникет, Энди достала из кармана плаща справочник и уточнила, как пройти к Катэй-тауэр. Юноши в кожаной куртке видно не было.
На входе сидел седой охранник с красным носом, видно, любитель выпить. На пропуск ее он едва взглянул. Энди направилась к лифтам.
Куинн, стоя у подъезда здания напротив, проследил за тем, как Энди вошла в Катэй-тауэр. Он выключил плеер, снял наушники, достал из внутреннего кармана куртки с «Харлей-Дэвидсон» мобильный телефон.
– Она на месте, – сказал он.
– Отлично. Садись на мотоцикл и возвращайся на фабрику, – велела Маккракен. – До нашего возвращения следи за ней по компьютеру.
Куинн убрал в карман телефон, снова надел наушники и спустился обратно в метро. Мотоцикл он оставил на автостоянке у станции «Шепердз Буш».