Валерий Гоголь
БОМБА ДЛЯ СТАЛИНА. Внешняя разведка России в операциях стратегического масштаба.
Виктор Андриянов
ЧЕТЫРЕ ПОРТРЕТА:
Дмитрий Быстролетов, Рихард Зорге, Джордж Блейк, Анатолий Яцков
НЕСКОЛЬКО СЛОВ К ЧИТАТЕЛЮ
Новая публикация газетно-журнального объединения «Воскресенье» – о нашей внешней разведке, о части ее стратегических операций.
Вы узнаете о звездных часах разведки, для которой не было секретов в правительственных кабинетах Лондона, Берлина, Токио, Вашингтона… И о трагедиях людей, чья информация, добытая силой величайшего напряжения интеллекта и личного мужества, объявлялась дезинформацией…
Вы ближе познакомитесь с Дмитрием Быстролетовым, Арнольдом Дейчем и его «лондонской пятеркой» – одной из самых выдающихся разведывательных групп в мировой истории, Джорджем Блейком, Анатолием Яцковым и поиском атомных секретов… Вы впервые услышите о Петре Попове, американском советнике, китайском эксперте и – русском разведчике, 0б Иване Чичаеве и других безвестных доныне героях «тайной войны».
Книга эта необычна по форме. Точнее было бы сказать, что перед вами, читатель, две книги в одной обложке.
Это аналитическое исследование доктора исторических наук, профессора Валерия Гоголя, основанное на документальных источниках и свидетельствах прямых участников событий. И публицистические портреты разведчиков, которых представляет Виктор Андриянов, автор многих популярных книг. Эти две работы, на наш взгляд, удачно дополняют друг друга, позволяя совместить рассказ о стратегических операциях с судьбами конкретных людей, разглядеть в их судьбах типичные черты общества и эпохи.
ОКТЯБРЬ И 20 ЛЕТ СПУСТЯ
«Коммунизм может принять все формы…»
В начале мая 1919 года новый хозяин московского Кремля принял князя Кропоткина. Ленин давно симпатизировал великому бунтарю. Особенно нравилась Владимиру Ильичу книга «Поля, фабрики и мастерские», в которой известный теоретик анархизма прововедовал скорее идеалы казарменного коммунизма, нежели анархии. С тех пор как старый революционер, ученый поселился в подмосковном Дмитрове, они не раз встречались, случалось, спорили.
Социальный эксперимент большевиков, дерзнувших построить новую цивилизацию на принципах коллективизма и уравнительности, ликвидировать частную собственность, породил проблемы колоссальной сложности. Политика «экспроприации экспроприаторов» развязала насилие и фактически спровоцировала гражданскую войну. Волны «белого» и «красного» террора захлестывали страну. Надвигался голод. Иностранные войска оккупировали огромные территории России. Лишь отчаянные усилия могли спасти народ.
Что же является главной опасностью текущего исторического момента? – спросил Кропоткин. – Угроза интервенции, свержение советской власти, голод, разруха?
Это серьезные трудности, – согласился Ленин с князем. И продолжил: «Но мы с ними справимся, и вы скоро убедитесь в этом. Не они главные».
Петр Алексеевич вопросительно посмотрел на собеседника и неожиданно для себя услышал, что есть проблема поважнее, чем эти.
А именно?
Как переделать человеческий череп?
Надо полагать, речь шла о том, как человека-индивидуалиста преобразовать в коллективиста. Возможно ли это? Вопрос из числа вечных.
Ленин был убежден в том, что нашел верный ответ. Он видел: идеи равенства импонировали народу. Опорой революционного правительства стали фабрично-заводские рабочие, объединявшие вокруг себя многомиллионные слои тех, кому нечего было терять, кроме своих цепей. Они поддерживали большевиков, надеясь приобрести весь мир. Пророческое предупреждение Кропоткина о том, что коммунизм «может принять все формы, начиная с полной свободы личности и кончая полным порабощением»1, тогда не услышали. Впрочем, похоже, и он втайне сочувствовал новой власти, считая ее единственной силой, способной остановить развал тысячелетнего государства.
Защита страны без армии и разведки – иллюзия
Сторонники сильной государственности, большевики, мобилизовали все силы, чтобы отбросить интервентов и разорвать блокаду. Они, вчерашние подпольщики, лучше, чем кто-либо другой, понимали, что защита национальных интересов России без сильной армии, действующей четко, как часы, разведки – иллюзия, маниловщина.
Старое русское войско к началу апреля 1918 года фактически развалилось. Большевики энергично формировали Красную армию. На демаркационной линии, определенной Брестским миром, под руководством М. Бонч-Бруевича, царского генерал-лейтенанта, который одним из первых среди генералов перешел на сторону советской власти, было создано Объединение военных заградительных отрядов, а при них – отделение по борьбе со шпионами. Параллельно в организациях ВЧК комплектовались подразделения для разведки в тылу неприятеля.
К январю 1919 года разведслужбы армии и ВЧК были объединены в Особый отдел, подчиненный Реввоенсовету республики. Так была создана советская разведка. У ее истоков стояли талантливые, масштабно мыслившие люди. Вместе с Ф.Э. Дзержинским, М.С. Кедровым, В.Р. Менжинским назову Я. X. Петерса, М.С. Урицкого, М.А. Трилиссера, В.А. Аванесова, А. X. Артузова, Я. X. Давыдова…
ИНО ВЧК начинает действовать
Весной 1920 года в Особом отделе был организован Иностранный отдел. В том же году, 20 декабря, исполняя решение революционного правительства. Ф. Дзержинский подписал приказ № 169 о создании Иностранного отдела (ИНО) ВЧК. Эту дату и принято считать днем рождения внешней разведки революционной России. Ее первым начальником был назначен Я. Давыдов (Давтян).
Разведку пестовали люди, готовые пожертвовать собой во имя идеалов революции. Они и представить не могли, что уготовит им судьба, какие испытания предстоит вынести. «Тонок» был слой интеллектуалов в партии большевиков, и многим из них пришлось сложить головы. Кому в борьбе с контрреволюцией, кому под гильотиной сталинских репрессий… Случается, иные авторы наделяют и палачей, и жертвы маниакальными чертами. Однако не все так просто.
Феликс Дзержинский, по своему собственному признанию, просмотрел измену левых эсеров в ВЧК. Мятеж, поднятый ими летом 1918 года в Москве, Ярославле, Рыбинске, сопровождался жестокими расправами над коммунистами. Дзержинский мужественно подал в отставку.
Мятеж и другие события тех дней ярко высветили личность Якова Петерса. После провала своего восстания партия левых эсеров начала террористические акции против видных большевиков. 20 июля 1918 года был убит комиссар по делам печати М.М. Володарский, 30 августа – председатель петроградской ЧК М.С. Урицкий, тяжело ранен В.И. Ленин.
Террористку Фанни Каплан Петерс допрашивал «по горячим следам», ночью 30 августа. Ему первому она назвала себя, рассказала о давнем, еще в молодости, аресте в Киеве – тоже за террористический акт; на каторге познакомилась с Марией Спиридоновой и примкнула к левым эсерам.
«Я долго доказывал ей, – писал Петерс, – что преступление, которое она совершила перед рабочими.., чрезвычайно тяжелое. В конце концов она заплакала, и я до сих пор не могу понять, что означали эти слезы: или она действительно поняла, что она совершила самое тяжелое преступление против революции… или это были просто утомленные нервы».
Те дни словно испытывали моральные качества всего общества. Выброс ненависти и возмездия, этих спутников психологии люмпена, в среде революционных масс, у многих большевистских лидеров был потрясающим. Толпы рабочих осаждали тюрьмы, требуя расправы с арестованными контрреволюционерами. Погромы и грабежи захлестнули богатые кварталы. 5 сентября 1918 года Совнарком принял постановление о «красном терроре». Тогда же петроградские чекисты арестовали и расстреляли пятьсот ни в чем не повинных заложников.
Похоже, Россию захлестывал народный бунт, которого боялся А.С. Пушкин и пророчески предчувствовал Ф.М. Достоевский в «Бесах», когда говорил о возможном прорыве в русском обществе насилия, нечаевщины как последствий «рационалистических утопий».
Именно в те дни Яков Петерс, исполнявший обязанности председателя ВЧК вместо подавшего в отставку Дзержинского, назвал красный террор «истерическим террором». В интервью еженедельнику «Утро Москвы» он сказал, что это результат «растерянности и паники среди мягкотелых революционеров, ставших чересчур свирепыми»; события в Петрограде расценил как «неприглядную политическую истерику». Раненый Ленин потребовал от рабочих «сдержать гнев» и запретил местным ЧК расстрелы без суда и следствия.