ПЕТР ПОПОВ – ПРОДОЛЖЕНИЕ В АЛМА-АТЕ
…К началу войны в СССР собралась многочисленная польская эмиграция. В этой среде правительство Сикорского надеялось сформировать польскую национальную армию. Однако цели ее, отношение к СССР, как и вообще политический курс правительства Сикорского, были во многом неясными. Выяснить подлинные намерения, расстановку противоборствующих групп внутри польского правительства могла только разведка.
15 октября 1941 года в 12 часов ночи в квартире Петра Попова раздался телефонный звонок. Дежурный передал приказ руководства: приготовиться к эвакуации в Алма-Ату. В 5 часов утра Попов получил необходимые документы, а в восемь часов был на вокзале. Однако из Москвы поезд отправили только вечером, когда стемнело, так как днем немцы бомбили железные дороги.
До Рязани было несколько воздушных тревог. Пассажиры, выскакивая из вагонов, убегали в поле. Таким был путь до Куйбышева, нынешней Самары. А за Волгой в городах даже не было затемнения. Вероятно, Волга казалась россиянам такой же могучей преградой для противника, каким виделся англичанам Ла-Манш.
По дороге в Алма-Ату Попов как бы растворился. На перрон сошел господин «Д», представитель солидной американской фирмы «Фоксборо», эксперт по техническим вопросам. Он разместился в лучшей гостинице города «Дворец Съездов», где, между прочим, расположилось и польское представительство.
В глазах эмигрантского польского правительства в Лондоне Россия была неприятелем, даже если с нею приходилось сражаться против общего врага.
Однако в том, что касалось перспектив разгрома Германии и вступления в Польшу русских войск в польском руководстве не было единства, мнения о «способах обуздания Москвы» резко расходились.
Умеренное крыло, представленное Сикорским, стремилось проводить реалистическую политику в отношении России. Как только армии Германии вторглись на польскую территорию, Сикорский, несмотря на сильную оппозицию, восстановил дипломатические отношения с Москвой. И уже в июле 1941 года заключил с Советским Союзом соглашение, по которому объявлялся недействительным раздел Польши, произведенный Германией и СССР в 1939 году. В декабре 1941 года Сикорский посетил Москву и имел длительную беседу со Сталиным.
По соглашению поляки могли формировать в СССР свои части для борьбы против Германии. Вооружение и снабжение брал на себя Советский Союз. Предполагалось собрать 80-100 тысяч бойцов и направить хотя бы одну дивизию в составе советских войск на фронт. Кроме того, в переговорах Сикорского со Сталиным шла речь об освобождении польских военнопленных и переброске их под руководством генерала Андерса через Кавказ к Средиземному морю.
Но в польском руководстве высказывались и иные мнения: в случае появления возможности или при военном перевесе Германии на полях сражений с Россией нанести Красной Армии удар в спину, договориться с Гитлером и такой ценой получить хотя бы урезанную автономию.
Советскую разведку интересовал видный государственный деятель Польши князь Сапега. Он числился в весьма скромном чине в представительстве в Алма-Ате, и это настораживало. Попову предстояло выйти на этого человека.
Политические альтернативы князя Сапеги
Г лавой польского представительства в Алма-Ате юридически числился пан Венцек, которого поляки объявили «социалистом», считая, видимо, что в коммунистической России так будет лучше.
Фактическим же руководителем польского представительства и главой военной миссии был князь Сапега, человек лет пятидесяти, юрист, аристократ и дипломат высшего класса, в совершенстве владевший пятью языками: польским, русским, немецким, французским и английским. По его словам, он владел двумя замками и домами в Варшаве, 28 тысячами десятин земли – половина из них после «освободительного похода» Красной Армии в 1939 году оказалась за границей. Семья Сапеги – жена, два сына и две дочери – оставались в Польше, но о них князь не беспокоился, рассчитывая на прочные связи супруги в немецкой среде.
Помощником князя был шестидесятилетний подполковник По-горский, в прошлом крупный помещик, владелец тридцати тысяч десятин земли, огромных поместий и сахарных заводов – своего достояния он лишился в том злосчастном для него тридцать девятом. Из всех богатств оставался теперь лишь один антикварный магазин в Париже, но и тот, как не без оснований полагал пан Погорский, был разграблен немцами.
Личные интересы, пронизанные антисоветскими, антирусскими настроениями, закономерно формировали и их политическую позицию. Вокруг этой тройки вертелось несколько младших офицеров и лиц для разных поручений.
Полякам удалось собрать шестидесятитысячное войско. Оно разместилось вдоль железнодорожной линии Ташкент – Алма-Ата – Семипалатинск. В частях все настойчивее поговаривали, что «Черчилль приказал» их правительству в Лондоне переправить эти формирования в Индию. На советско-германский фронт, где решалась судьба войны, не было отправлено ни одного польского солдата.
Узнав об американском бизнесмене, поляки, естественно, заинтересовались новым соседом. Со своей стороны, «американец» поручил секретарю созвониться с канцелярией польского уполномоченного и сообщить, что он как представитель американской фирмы «Фоксборо» хотел бы нанести «визит вежливости».
Ответ и приглашение были получены немедленно. Ровно в 17 часов, как и полагается в таких случаях, г-н «Д» явился в канцелярию. Все поляки были в сборе. Завязался дружеский разговор. Открыли бутылку вина и представитель фирмы «Фоксборо» предложил тост за Польшу.
Через несколько дней поляки нанесли ответный визит. Вечер прошел удачно. Дружеские отношения американского бизнесмена и князя Сапеги крепли. Особенно после небольшой проверки. Как-то к американцу заглянул молодой польский офицер и от имени пана Венцека предложил завезти с оказией почту в американское посольство в Куйбышеве. Поблагодарив за любезность, бизнесмен написал своему другу в американском посольстве и сам занес письмо в польскую канцелярию.
Еще через несколько дней «американец» пригласил Сапегу переговорить по интересующему их обоих делу. Попов документально точно зафиксировал этот важный разговор.
«Когда Сапега вошел, я сказал: «Очень хорошо, князь, что вы пришли, я хочу с вами сегодня серьезно переговорить, так как положение на всех фронтах тяжелое и нужно быть ко всему готовым».
Сапега ничего не ответил, но окинул взглядом накрытый стол. Он любил выпить. Не приступая к деловому разговору, я предложил Сапеге сесть и налил водки. Мы выпили. Я налил по второй рюмке и перешел к делу.
«Князь! Мы с вами знакомы недавно, но ваше имя мне и многим политическим деятелям в США известно давно. В Польше вы занимаете одно из первых мест. Международное положение и положение на фронтах неопределенно. Каждый из нас должен сделать все возможное для победы над Германией и Японией. Польский народ борется вместе с американским, и мы с вами не должны стоять в стороне. Зная вас как благородного человека, я с вами буду совершенно откровенным и надеюсь, что этот разговор останется между нами. Прошу вас заметить, что в СССР, кроме вас, никто не знает о том, что я вам сейчас скажу. Я должен сообщить, что я не только веду официальную работу представителя американского Технического бюро, но и выполняю секретные поручения своего правительства. В связи с этим я прошу вас, в случае необходимости,
80 оказывать мне здесь помощь. Я уверен, что ваша помощь будет в свое время оценена в Вашингтоне».
Сапега, услыхав о моей секретной политической работе на американцев, с сияющей улыбкой взял мою руку и начал трясти. «Я очень рад, дорогой мистер Д., признаюсь, что для меня это поистине откровение. Кто бы мог подумать, что такой скромный человек ведет здесь серьезную работу. Мы между собой говорили о вас, как о скромном техническом работнике, но ни один из нас не допускал мысли, что вы могли вести такую работу. Конечно, дорогой мистер Д., если я в состоянии что-нибудь сделать для вас, то я к вашим услугам».
…После того как Сапега согласился оказывать мне помощь в секретной работе в «пользу США», мы с ним основательно выпили, но о деле больше не говорили».
Контакты Попова с Сапегой выявили подлинные намерения князя и определенных кругов Польши.