– Какая из пережитых Вами ситуаций подошла бы для кино?
– Ну, скажем, отправка из Нью-Йорка одного из наших разведчиков-нелегалов. Ночью мне удалось посадить его на наше судно под видом члена экипажа.
Или вот другой сюжет – моя командировка в Ирак. Это было в 1955-м году, когда король Ирака порвал с нами дипломатические отношения и в стране не осталось ни одного советского сотрудника.
Пришлось ехать туда по документам канадского бизнесмена.
– Вам не было обидно, что роль разведки в создании атомного оружия до определенного времени замалчивалась? Или для разведчика обида непозволительна?
– Я по своему характеру не склонен к обидам. Тем более, что и обижаться не на кого. Секреты есть секреты. Считалось, что это нормальное явление. Хотя если вдуматься, это же ненормально: весь мир знает, что советская разведка помогла атомным физикам, а своя страна – нет.
– Встречались ли Вы с Курчатовым, другими учеными-атом-щиками?
– С Курчатовым встречался. В частности, представлял ему и другим физикам Понтекорво.
– И он, конечно, не знал, какие материалы проходили через Ваши руки еще в сорок третьем – сорок четвертом годах…
– Разве это так важно?! Я своей роли не подчеркивал, был просто посредником между ними. Квасников с Курчатовым встречался много раз. И даже в самые последние дни перед его кончиной договаривался о новых встречах. Но увы…
– Эти события как бы разделили Вашу жизнь на две половины: ДО и ПОСЛЕ бомбы. Расскажите, пожалуйста, что было до? Как вы попали в разведку?
– В тридцать седьмом году я окончил полиграфический институт, начал работать инженером-технологом. Занимался парашютным спортом – два раза прыгал в Тушино, на праздниках в день авиации. Однажды секретарь парткома сказал, что мне надо заехать в ЦК. Заехал. Там со мной беседовали и направили на работу в разведку. Прошел годичный курс и получил назначение в Нью-Йорк…
– Несколько слов о том, что было после. Это ведь тоже целая жизнь, почти полвека. Наверное, были и другие операции, и другие зарубежные командировки?
– Были. Но ничего сравнимого по масштабам с атомной историей уже не было. Хотя по-своему все значительно. Я работал в Париже, в Берлине – получали очень важные материалы по электронике из Западной Германии. Орденом Красной Звезды отмечен этот период.
– А американский?
– Орденом Красного Знамени.
– Жизнь Вашего поколения вместила несколько эпох: царская Россия, Советский Союз, посткоммунистическая страна, как говорят сейчас. Державы, для которой Вы добывали атомные секреты, нет. Можно нарваться и на реплику: не стоило, мол, стараться! Вам не жалко прожитых лет?
Жестокий вопрос, но я должен задать его. Яцков, помешивая в чашечке чай, заваренный на душистой траве мелиссе, думает о чем-то своем. Эти поколения почти начисто выбиты войной. Из каждой сотни возвратились по два-три человека. Теперь осталось, наверное, по одному на тысячу или десять тысяч… И те, что остались, сегодня унижены и оскорблены очередями, нищенскими пенсиями и пайками. Какая горькая ирония судьбы: поколение победителей без отвоеванной в бою и труде победы. Знаю: многие из них жалеют, что дожили до этих дней. Яцков поднимает глаза:
– Нет, прожитых лет мне не жаль. И если бы начать, как говорится, сначала, я бы делал то же самое. Нашу роль в истории никто не вычеркнет. Вы знаете: у американцев были разработаны планы атомного нападения на Советский Союз. План «Троян», план «Дропшот»… В них назывались сроки атаки, количество бомб, предназначенных Москве, Ленинграду, Донбассу, другим промышленным центрам. Появление советского атомного оружия стабилизировало обстановку.
В последнее время опубликован ряд материалов, авторы которых, словно бы перетягивают канат между разведкой и наукой. Пустое это дело. Бомбу создавали ученые, инженеры, рабочие, а не разведка. Без них разведывательная информация ничего не стоит.
Самая достоверная и перспективная научно-техническая информация становится полезной только тогда, когда попадает на благодатную почву, когда понимается ее значимость. Так, случилось, считает А. Яцков, с информацией об атомном оружии. Информация разведки ускорила работы, а это дало выигрыш во времени, выигрыш жизненно важный, потому что атомный шантаж и «холодная война» в 50-е годы могли перерасти в войну.
– Еще и еще раз скажу, – говорит Яцков, – бомбу создает не разведка. Наша помощь ни в малейшей степени не умаляет заслуги И.В. Курчатова и его сподвижников. В невероятно сложных условиях они сумели в короткие сроки создать атомный щит и меч.
К началу 1944-го у нас уже были источники информации, которые работали в объектах «Манхеттен проджект», главным образом в Лос-Аламосской лаборатории, – продолжает Яцков.
В архивах разведки хранятся записки с изложением хода работ в США над атомной бомбой (февраль 1945 года), телеграфное сообщение из Нью-Йорка о предстоящем испытании бомбы и краткое описание ее устройства. (2 июля 45 года с этим материалом был ознакомлен Курчатов). В августе этого же года центр получил более подробное описание атомной бомбы – 22 листа английского текста, в октябре – 7 листов, в декабре – еще 14 листов на английском языке…
– Все они проходили через руки капитана Яцкова, в ту пору Яковлева.
Что вы чувствовали тогда? Представляли, о каком оружии идет речь?
– По-моему, до взрыва атомной бомбы никто, даже ученые, точно не представляли истинную силу этого оружия. Не случайно многие из них первыми выступили за запрещение атомной бомбы.
…В мае сорок пятого у нас были сведения о готовящемся испытании, а в июне мы располагали описанием самой атомной бомбы, что называется, в разрезе: все детали, состав, размеры, вес… Американская контрразведка длительное время не только не знала, что мы располагаем данными со сверхсекретных объектов, но и не догадывалась, что нам может быть известен сам факт их существования.
– Как вы сейчас живете?
– Сегодня получил пенсию – 2299 рублей и сорок копеек. Еще тысячу получает жена. Вот и считайте.
– Что считать? На двоих доходов ниже прожиточного минимума на одного.
– Вся надежда на садовый участок, – смеется Анатолий Антонович.
– У вас дома большая библиотека. Какие книги на этих полках самые любимые?
– Часто открываю Пушкина. Люблю Маяковского – в студенческие годы читал его со сцены. Перечитываю Достоевского, Булгакова… Слежу за новинками литературы.
– Какой вопрос Вы хотели бы задать себе сами?
– Можно не на атомную тему?
– Конечно.
– Когда же мы поймем, что распад великого Советского Союза, приведший к дикому разгулу национализма, преступности, междоусобным войнам, развалу экономики, обнищанию народа, – что этот распад не есть обретение Россией независимости (от кого?), а есть величайшая трагедия Российского государства?
Американская и английская разведки не зафиксировали даже сам факт интереса России к атомному оружию. Лишь в августе 1949 года Атомная комиссия США на основании анализа проб воздуха в атмосфере доложила президенту Трумэну, что в России произведен взрыв атомной бомбы.
Наша разведка использовала два главных обстоятельства для проникновения в атомные секреты.
Первое связано с Англией. Объективно оценив все условия, англичане по договоренности с партнерами продолжили исследования в США и Канаде. За океан направилась и значительная часть ученых. Используя эти обстоятельства, советская разведка переправила в США ценного агента. Работая в американском атомном центре, он передавал важнейшую информацию.
Во-вторых, в среде значительной части западной интеллигенции, ученых была сильна приверженность к коммунистической идее, идеалам социального равенства и счастья, путь к которым, по их представлениям, прокладывала коммунистическая Россия. К тому же на ее фронтах решалась судьба войны.
Это были, бесспорно, мужественные люди, великие идеалисты. С советской разведкой они сотрудничали абсолютно добровольно и бескорыстно во имя победы над фашизмом, во имя коммунистической перспективы. Питер и Хелен Крогеры отказывались даже, как свидетельствует А. Яцков, «от части своей зарплаты в пользу сражавшейся России», оставляя себе лишь необходимый минимум. Свою деятельность они не считали и не считают актом предательства.