Через много лет вместе со множеством других людей они переживут мировоззренческую драму. Но истина конкретна, и оценивать деятельность каждого человека нужно в конкретных исторических обстоятельствах. В тех обстоятельствах талантливые ученые-атомщики, люди разных национальностей – Клаус Фукс, Бруно Понтекорво, Алан Нанн Мэй, Дэвид Грингласс, Гарри Голд и другие – сделали свой выбор, протянув руку Москве. Среди них были и Крогеры, ныне наши соотечественники. Расскажу о них подробнее.
Во время гражданской войны, когда американский экспедиционный корпус генерала Грэвса высадился в Приморье, Питеру Крогеру было девять лет. В своих воспоминаниях Питер описывает заполненные рабочими кварталы Ист-Сайда в Нью-Йорке и митинг, на котором он был вместе с родителями. Рабочие дружно скандировали: «Руки прочь от России!» Те же слова кричали с огромного красного полотнища. «Этот день навсегда остался в моей памяти», – отметил много лет спустя Питер.
Закончив Иллинойский университет и поступив в аспирантуру, он не изменил своим взглядам, по-прежнему «появлялся на всех забастовках и демонстрациях». Социалистические убеждения Крогера окрепли в условиях «великого кризиса», парализовавшего экономику США на рубеже 20-30-х годов.
Прокоммунистические настроения в среде американской интеллигенции были в ту пору обычным явлением. Выдающиеся деятели культуры – писатели Т. Драйзер, Э. Колдуэлл, Ш. Андерсон, критики Э. Вильсон, И. Коули, журналисты Л. Стеффене, Э. Винтер в октябре 1932 года опубликовали идейный манифест «Культура и кризис», в котором предлагали единственное, по их мнению, рещение: «свергнуть систему, несущую ответственность за все кризисы». 6 том году в стране насчитывалось до 17 миллионов безработных – почти половина рабочего класса.
В Штатах назревала революционная ситуация. Правящий класс остро ощутил опасность. Ее четко сформулировал Франклин Рузвельт в ряде своих выступлений и публикаций. В частности, в письме одному из конгрессменов он отмечал: «Нет никакого сомнения…, что коммунистические идеи наберут силу по всей стране, если мы не сумеем поддержать старые идеалы и первоначальные цели демократии. Я знаю, что вы согласитесь со мной в том, что в США перед нами стоит не только опасность коммунизма, но равная опасность концентрации всей экономической и политической власти в руках тех, кого древние греки называли олигархией».
И только огромный опыт правящего класса, нашедшего альтернативный путь развития, чрезвычайная гибкость администрации Рузвельта, использовавшего теоретические находки английского экономиста М. Кейнса, в частности, идеи антимонополистического законодательства, смогли предотвратить катастрофу и вывести страну из кризиса путем реформ.
Питер полностью разделял взгляды сторонников Коминтерна. И потому его выбор был вполне логичным: он, интернационалист по убеждениям, в июльскую ночь 1937 года вместе с другими бойцами Интернациональной бригады перебрался через Пиренеи в Испанию, стал бойцом пулеметной роты.
«Во время наступления на фашистские позиции при Фуэнтас де Эбро, где в операции участвовали советские танкисты, – вспоминает Питер, – я был ранен в обе ноги пулеметной очередью». В госпитале с ним и познакомились советские разведчики, предложили помогать им. «Я охотно дал свое согласие, – продолжает Питер. – Мое посвящение в разведчики состоялось на одной из вилл в Барселоне».
Вернувшись в США, Крогер не потерял свою связь с Россией. А вернее сказать, даже упрочил. Потому что теперь их стало двое: Питер и Хелен, его жена, друг, единомышленник. Питера восхищали самостоятельность и боевитость Хелен, ее способность быстро принимать разумные решения.
Жизнь не баловала эту женщину. В тринадцать лет ей пришлось оставить родной городок в штате Массачусетс, где на текстильной фабрике работала ее мать, и отправиться в Нью-Йорк, искать лучшей доли. Здесь девушка настойчиво занималась самообразованием, примкнула к рабочему движению.
Весной 1942 года, когда Питера призвали на военную службу, все его разведывательные связи легли на плечи Хелен. Это была работу «с очень ценными агентами». Один из них занимал «важное положение в Управлении стратегических служб» (разведка). Другой имел доступ к информации исключительной значимости о работе над атомной бомбой. Бесценный материал она доставляла в Нью-Йорк Анатолию Яцкову, руководителю этой разведывательной группы.
Хелен оказалась способной разведчицей. Ей приходилось часто ездить по стране, встречаться с разными людьми, получая от них сугубо секретную информацию. Не раз лишь выдержка, находчивость, юмор спасали ее от неминуемого провала.
Тем временем Питер воевал в Европе, он был среди англо-американских десантников в Нормандии, сражался в Бельгии, закончил войну в Германии и в ноябре 1945 года демобилизовался: «Заряженный радостью и оптимизмом от общей победы я вернулся в Нью-Йорк и вновь приступил к разведывательной работе».
В те дни советская разведка в США и Канаде получила коварный удар в спину. Изменил шифровальщик советского посольства в Оттаве. Несколько десятков агентов были провалены. Большинство из них занимали ведущие, ключевые посты в госдепартаменте, американской разведке, министерстве финансов и т. д. Ряд разведчиков, и в их числе А. Яцков, И. Ахмеров и некоторые другие, были вынуждены срочно покинуть США.
Однако часть советской разведывательной структуры в США в тот раз устояла. Вне подозрений остались, в частности, Крогеры и их группа «волонтеров», среди которых были агенты-атомщики.
Лишь в 1950 году американские власти раскроют одного из тех, с кем Хелен поддерживала оперативную связь, и Крогерам придется срочно покинуть Америку. В Россию их сумел отправить сотрудник советской разведки Ю. Соколов. «Ему наше благополучное путешествие, – скажет позднее Крогер, – стоило многих седых волос».
Питеру довелось недолго поработать с выдающимся советским разведчиком Рудольфом Абелем. Вот как он описывает свое первое впечатление о встрече с Абелем.
«Поначалу у нас сложилось впечатление, что перед нами фермер из Новой Англии. Одет в легкую рубашку, а на голове мягкая соломенная шляпа – словом, он ничем не отличался от любого простого американца. Мы сожалели, что нам удалось проработать с ним только десять месяцев. Это был незаурядный человек и талантливый разведчик».
Провал одной из связей Хелен, как было отмечено, и профессионально четкий вывод Крогеров из-под удара не затронули деятельность Рудольфа Ивановича Абеля. Он успешно продолжал свою миссию до 1957 года.
В июне 1957 года Абель попал в ловушку, подстроенную в результате предательства американской контрразведкой. На суде ему было предъявлено обвинение в «заговоре с целью военного и атомного шпионажа…» Суд присяжных приговорил разведчика к длительному тюремному заключению. Но в тюрьме он провел, к счастью, лишь несколько лет. Его обменяли на Р. Пауэрса, пилота американского разведывательного самолета «У-2», сбитого 1 мая 1960 г. в районе Свердловска (ныне Екатеринбург).26
В обвинительном акте констатировалось: «Начиная с 1948 года или примерно с этого года… Рудольф Иванович Абель, известный также как Марк и Мартин Коллинз и Эмиль Р. Голдфус, в нарушение закона преднамеренно и по своей воле вошел в сговор… с другими лицами, неизвестными Большому жюри… с целью передачи сообщения и пересылки в СССР… документов, текстов, фотографий, негативов, фотоснимков, планов, карт, моделей, заметок, инструментов, приспособлений и информации, касающейся вооружения, оснащения и дислокации вооруженных сил Соединенных Штатов, а также информации, касающейся американской программы в области атомной энергии…»
Рудольф Абель мужественно перенес суровые испытания и, выполняя свой долг, не раскрыл лиц, сотрудничавших с ним. Для Америки они остались неизвестными.
Холодная война. От Фултона до Кремля.
Сразу же после войны отношения вчерашних союзников резко обострились. Поворотным пунктом явилась «историческая речь» У. Черчилля в американском городке Фултоне, которую он произнес 5 марта 1946 года.
Черчилль был верен своей главной идее: противостоять коммунизму, где это возможно. Его позиция не являлась секретом для Москвы. Советской разведкой еще во время войны был добыт секретный меморандум английского премьер-министра от декабря 1942 года «Война – переходный период – мир», в котором излагались принципы английской политики в вопросах послевоенного устройства, а также решение открыть «второй фронт» не в 1942 году, но лишь весной 1944-го.