В блестящей плеяде первого поколения советских разведчиков судьба Ивана Чичаева привлекает внимание причастностью к главным событиям века. Он на равных беседовал с государственными деятелями, определяющими политику в Европе 30-40-х годов. Докладывал Сталину, советовался с де Голлем, наедине рассказывал о русских делах королю Норвегии Хокону VII, из рук президента Бенеша получил информацию о «главном военном секрете» Гитлера, виделся с королем Югославии Петром, распивал чаи с советским послом в Швеции Александрой Коллонтай…
В Москву Ваня Чичаев подался за знаниями. Его родное село Ускляй затерялось на равнинных просторах неподалеку от крупной железнодорожной станции Рузаевка. Но вечерние курсы при столичном университете Шанявского пришлось заменить на окопные – грянула первая мировая война.
После Февральской революции рассудительного, авторитетного и сообразительного солдата выбрали в совет полка, там знакомый большевик познакомил товарища с ленинской программой. Летом 1919 года И. Чичаев возглавил Рузаевскую железнодорожную ЧК. Встреча со старым большевиком А. Васильевым укрепила его в сделанном выборе. Васильев, назначенный российским полпредом в Монголию, предложил Чичаеву работать с ним. В Урге (Улан-Батор) Иван занимался охраной российского представительства, готовил условия для переговоров И. Уборевича с Чойбалсаном, нанес визит вежливости религиозному лидеру Монголии Бог-до Гэгэну, вручил ему подарки российского правительства.
В 1925 году И. Чичаева утверждают референтом по Японии. Он изучает язык, литературу, культуру страны, бывает на докладах у Чичерина. В общении с известным дипломатом получает навыки аналитической работы.
Чичаев восхищен организованностью и самодисциплиной ленинского соратника: «У Г.В. Чичерина была своя система работы. У него всегда находились под рукой в кабинете копии важнейших документов и нот, многочисленные справки и карты, он вел свою картотеку, куда заносил данные по истории, географии, справки на иностранных политических деятелей. Георгий Васильевич был прекрасно образован, обладал замечательной памятью, при подготовке важных документов и аналитических обзоров обходился без посторонней помощи».
Школа Чичерина особенно пригодилась, когда Чичаев в августе 1927 года получил назначение в Сеул – Генеральным консулом. В оккупированной Корее ему предстояло работать «по Японии».
Генеральное консульство располагалось в одноэтажном особняке бывшей царской миссии в центре Сеула. Особняк был окружен тенистым парком и… толпами просителей. Разумеется, организованных. Как установил Чичаев, консульство блокировала японская контрразведка, избрав «тактику осаждения».
Чичаев использовал эту тактику парадоксальным образом, рассчитывая перевербовать японских агентов из числа русских. И это ему удалось. Так был привлечен «Апо» – сотрудник японской контрразведки, в прошлом царский офицер.
Можно было только догадываться о превратностях судьбы этого уже немолодого человека, имевшего доступ к секретным материалам японцев. О цене, «уплаченной» им за доверие японцев, никто не знает. Скорее всего, соглашаясь сотрудничать с советской разведкой, он стремился искупить свою вину перед Родиной.
«Апо» служил в штабе японской контрразведки, нередко дежурил по ночам. Именно этот человек передал Чичаеву списки агентуры японцев в Советском Приморье. На ночных дежурствах в штабе, открывая сейф начальника контрразведки региона, он фотографировал необходимые материалы. Так в руки советской разведки попал документ, наделавший в свое время много шума в мировой прессе. Речь идет о так называемом «меморандуме Танаки».
Премьер-министр и министр иностранных дел Японии барон Гинти Танаки разработал… план поэтапного установления японского мирового господства и обратился к императору Хирохито с просьбой содействовать его реализации. Танаки указывал цели, по которым предстояло наносить точные и неожиданные удары.
«Япония не сможет устранить свои затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику «железа и крови», – писал Танаки. – Но, проводя эту политику, мы окажемся лицом к лицу с Соединенными Штатами Америки… Если мы в будущем захватим в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить США… Но для того, чтобы завоевать Китай, мы должны завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы сначала должны завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами…
Распоряжаясь всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии и даже Европы…»
Воспаленному мозгу Танаки грезилась и Россия: «В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богатствами северной Маньчжурии».
Фантастичность замыслов поначалу вызвала у Чичаева сомнения: не фальшивка ли перед ним? Но почти одновременно документ такого же содержания был добыт Харбинской резидентурой. В последующие 15-20 лет японские военно-морские и сухопутные силы действовали почти в полном соответствии с этими замыслами5.
Вырисовывалась довольно полная картина стратегических замыслов самураев. А какова ближайшая тактика их внешнеполитических авантюр? Ответ на этот вопрос удалось получить, когда в 1927 году в Маньчжурии российская разведка перехватила документальный план – карты и схемы, выполненные сотрудниками мятежного генерал-лейтенанта Андогорского по заданию японцев. В них рассматривались планы военной экспансии Японии в Монголию через Халхин-Гол с последующим захватом Улан-Батора, оккупация МНР и превращение ее в опорную базу борьбы за русское Приморье.
Генерал-лейтенант Андогорский – эмигрант, военный теоретик, бывший начальник академии Генерального штаба Российской армии. С февраля 1923 года фигурировал в списках «российских правительств», которые составляли белоэмигранты и японцы. Он регулярно поставлял пространные «докладные записки» начальнику японской военной миссии в Харбине генералу Савада, подталкивая японцев к военному вторжению в Приморье.
Японская военная миссия в Харбине направляла деятельность прояпонских организаций во всей Маньчжурии. Под «крышей» различных исследовательских бюро, экспортно-импортных контор, банков, представительств зарубежных предприятий и фирм подвизались сотни, а то и тысячи кадровых разведчиков и агентов.
С ними трудно было бороться на равных, приходилось настойчиво искать слабые места, компенсируя неблагоприятное соотношение сил. Выяснилось, к примеру, что японцы обходятся без дипкурьерской связи, переписку со своими центрами ведут, используя китайскую почту, принимая определенные меры предосторожности.
Осуществляя свой замысел, японцы намеревались забросить в Советский Союз диверсионные группы, усилить там свою агентуру, готовили серию вооруженных прорывов на границе.
Разведке – в те годы в Маньчжурии работали В. Рощин, Э. Такке (Гурский), П. Попов, профессора-японисты Мацокин и Р. Ким – удалось установить имена командиров боевых групп. Так, отряд белогвардейцев генерала Карлова, перейдя границу, должен был перерезать Амурскую железную дорогу между Хабаровском и Благовещенском. В 1927 году при двух последовательных попытках пересечь с боем границу отряд был уничтожен. Прорыв отряда под командой генерала Сахарова японцы отложили, заподозрив утечку информации. Как видим, Сахаров пренебрег советом Попова и остался служить у японцев, правда, уже не на расфасовке зубного порошка.
В 30-х годах Япония все-таки осуществила задуманное и предприняла вооруженные акции у озера Хасан и на реке Халхин-Гол. В обоих крупномасштабных столкновениях с Красной Армией войска императорской Японии потерпели, как известно, поражение.
Анализируя документы, связанные с Японией, оказавшиеся в поле зрения сеульской резидентуры, И. Чичаев и его сотрудники в 1927 году пришли к стратегически важному выводу. По их мнению, в японских правящих кругах противостояли друг другу две концепции. Сторонники первой поддерживали военную экспансию на юг, чтобы овладеть юго-западным бассейном Тихого океана, за это особенно ратовала «морская партия» в японском руководстве и военно-морской флот. Другая позиция считала главным направлением атаки материк, чтобы овладеть Китаем и русским Дальним Востоком; эти цели активно поддерживало командование сухопутной армии.
5
Подробнее см. Э. Арбенов и М. Письманич «В шесть часов по токийскому времени». Ташкент, 1975.