Война поразила его массовым переходом на сторону врага, — уходили к фашистам целые части, дивизии, армии.
«Ни у одной из воевавших во вторую мировую войну стран, — вспоминал потом академик Сахаров, — не было такого числа перешедших к противнику солдат, как у нас. Это самый суровый приговор преступлениям режима….»
Народ, ставший на защиту своей свободы от новой напасти, вынужден был невольно спасти и кровавый режим, что впоследствии стало предметом спекуляций политиков.
Сам Андрей Дмитриевич на фронт не рвался, здесь он был фаталистом. На фронте могли покалечить или даже убить, потому судьба оградила его от призыва в действующую армию, — Сахарова после окончания физфака МГУ распределили на патронный завод в тыловом городе Ульяновске.
Правда, вначале ему пришлось пилить лес и спать на нарах, что было утомительно и даже изнурительно, но вскоре он начинает работать в заводской лаборатории над методиками неразрушающего контроля продукции завода. Там же, на заводе он встречает будущую жену. В доме жены Сахаров и поселился.
Некоторые из своих завершенных методик Андрей Дмитриевич посылает по совету отца в Москву — Игорю Тамму. Игорь Евгеньевич был не в восторге от этих работ, но отец Андрея использовал всё своё влияние на Тамма, и в декабре 1944года на ульяновский патронный завод приходит вызов Сахарову в Москву — в Физический институт Академии Наук СССР (ФИАН). И вскоре ульяновский патронщик становится аспирантом знаменитого туриста, непревзойдённого альпиниста и самого, пожалуй, талантливого физика — Игоря Тамма.
Три звонка
Своему новому аспиранту Игорь Евгеньевич поставил задачу — выучить английский язык, причём на таком уровне, чтобы можно было составлять обзоры научной периодики. Знание английского сыграло потом существенную роль при разработке первого в СССР заряда, в котором проявятся элементы синтеза ядер дейтерия.
Тема диссертации Сахарова хоть и находилась в области ядерной физики, но прямого отношения к оружию не имела. Однако, ядерная бомба настойчиво «ломилась» в жизнь молодого аспиранта. Ещё до войны отец рассказал о делении урана, о возможности цепной реакции, дал ему почитать популярную статью в УФН на эту тему. Вскоре там же была опубликована статья Зельдовича и Харитона об управляемых и взрывных ядерных реакциях — это было более, чем странно, ибо весь мир, — англичане, французы, американцы, — засекретили все работы по ядерной физике, опасаясь, что их результатами воспользуется фашистская Германия. А вот в стране, где засекречивание довели до идиотизма, где секретилось буквально всё, — от запасов золота до числа «очков» в городских сортирах — публикации по ядерной физике были открыты и доступны любому. Впрочем, Андрей Дмитриевич, по собственному признанию, так и не понял важности этих открытий.
Не «врубился» он и зимой 45-го, когда по Москве поползли слухи о возглавляемой академиком Курчатовым «двойке» (так сначала назывался будущий институт атомной энергии — лаборатория № 2 АН СССР. Лаборатория № 1 была в Харьковском Физтехе). Как ни зверели в НКВД, принимая самые драконовские меры по засекречиванию, шило всё равно лезло из мешка. (Интересно в связи с этим воспоминание бывшего конструктора первой атомной бомбы Турбинера. На свой страх и риск он решил разыскать эту «двойку», которая по слухам обреталась где-то за Соколом. Сев в трамвай, он спросил молочниц, ехавших на рынок:
— Где тут научный институт?
— Это што-ли, где атомную бомбу делают? — загалдели молочницы. — Вот он туточки, в Покровском-Стрешневе…)
Первый раз Андрея Дмитриевича всерьёз задело, когда он услыхал о Хиросиме и взрыве над ней бомбы неслыханной мощности — в 20 Ктн. «У меня подкосились ноги, — вспоминал потом Сахаров. — Я понял, что моя судьба и судьба очень многих внезапно изменилась. В жизнь вошло что-то новое и страшное…»
Сахаров достал журнал «Британский союзник», который издавало английское посольство в Москве, и стал изучать опубликованный там «Отчёт Смита» — научный доклад, где американцы излагали принципы, конструкцию, а также результаты испытаний первой атомной бомбы.
Итогом такого чтения стала кипучая изобретательская деятельность аспиранта по созданию реакторов, по разделению изотопов урана и прочая, и прочая. И хотя всё это оказалось нереальным и далеко не новым, кое-кто доложил «куда следует» об атомных увлечениях Сахарова, ибо едва ли не каждый третий в стране был сексотом и доносчиком.