Ведь кроме создания ЖРД в институте проводилась большая работа по реактивным артиллерийским снарядам, да и сами ЖРД имели два конкурирующих направления — одно использовало спирт и кислород, второе — керосин и азотную кислоту.
Были и другие темы, в которые Королев еще не вник глубоко, но он четко понимал, что самое главное — это крепкая и передовая производственная база. На ее основе можно было создавать экспериментальные образцы ракет для проверки новых идей, а также получать эти идеи для стремительного движения вперед…
Однако, Орджоникидзе и Тухачевский предпочли в качестве директора РНИИ человека в погонах, а Королеву достался пост заместителя с обязанностью курировать производство.
Как ни болезненно было для властолюбивого Королева это назначение, он перенес его, но не успокоился. И в итоге, надо сказать такое распределение должностей спасло ему жизнь…
А с производством дела пошли отвратительно. Директор нанял рабочих, уволенных с соседних фабрик за безграмотность и пьянство. Толку от них никакого — зато «стропроцентные пролетарии». Пьяные пролетарии, обозленные тем, что секретность мешает гнать левые заказы, отлынивали от работы, срывали заказы и Королев повел с ними решительную борьбу. Но за «пролетариев» вступился директор, по большевистским понятиям которого пролетарий — главная фигура советского государства.
Он сурово спрашивал с Королева за безобразия на производстве, но пьяниц и лодырей в обиду не давал. Конфликт назревал и дошел до Тухачевского, а «любимец партии» Николай Бухарин — глава научно-технического управления ВСНХ в итоге освобождает беспартийного Королева от должности, заодно упразднив и саму должность. За что Бухарину надо бы в ножки поклониться, его решение также спасло от скорой и неминуемой смерти Сергея Павловича.
Теперь Королев всецело занят конструкторской работой — новые образцы его не радуют. Они маломощны, капризны, взрывоопасны и почти неуправляемы. Да чего можно было ожидать при таком чуть ли не мануфактурном и дезорганизованном производстве, вечной нехватке материалов, при большевистском способе управления наукой и техническим развитием, когда партийность ставилась во главе угла?
Больше половины запусков ракет была неудачны, отказы в разных узлах появлялись спонтанно, ракеты взрывались. Королев начинает склоняться к двигателям Глушко с азотным топливом, которые к тому времени стали лучшими в мире…
О кости с барского стола
В потоке аллилуйщины и панегириков, которые были исключительно полноводны в советские годы, особенным дискантом звучали похвалы родной партии, дорогому правительству и лично товарищу Генсеку, которые денно и нощно проявляли неукоснительные заботы о советской науке, ученых и конструкторах. Перед гражданами СССР рисовался образ мудрого кормчего, который просыпался в холодном поту и со страхом начинал мучительно припоминать — чего еще недодала страна ее науке, какой еще партийной милостью не обласканы академики, научные сотрудники, инженеры и аспиранты? В стране занимался рассвет, дремали все честные граждане и прокуроры, а мудрый Вождь стоял у кремлевского окошка и стратегически мыслил: «Сем-ка я да разгоню наполовину цековский аппарат бездельников, а их зарплаты, машины, дачи и пайки отдам молодым, но талантливым ученым — пусть еще более возвысят славу советской науки…»
Нет ничего более искаженного и лживого, чем все эти визгливые восхваления. Да, конечно, на словах провозглашалась всемерная поддержка науки, но кто не знает, что по своему лицемерию большевистские вожди превзошли все пределы человеческой низости?
Да, какие-то средства выделялись из бюджета для науки, но только в последнюю очередь, и были они совсем несопоставимы с расходами на ГУЛАГ, НКВД и другие репрессивные органы.
Да, нескольким ученым подарили автомашины и дачи, выдали закрытые сталинские премии, пугающие своими размерами, но сделали это не в 1938 году, когда стала ясной возможность цепной реакции и особенно бомбы громадной мощности, которая могла бы остановить гибель десятков миллионов людей, в будущей войне, а только в 1950 году, когда пришлось, вытягивая жилы, догонять более дальновидные и богатые страны. И опять же, не любовью к науке объяснима та кость, которую ей бросили с барского стола — вождей всех уровней, особенно Самого-Самого обуял невиданный страх, когда стало понятно, что прилетевшая из-за океана атомная бомба уничтожит их всех, и не спасут ни тогдашние бункеры, ни ближние, ни дальние дачи. Тот самый страх, от которого постоянно становилось мокрым исподнее белье назначившего самого себя генералиссимуса.