Хозяйка сглотнула.
– Ну, разумеется. – Она по-прежнему могла дать только один ответ. – Мы будем ей очень рады. Мои поздравления, мистер Гревилл.
Юноша засиял:
– Спасибо, миссис Рэдли. Вы чрезвычайно добры!
После ланча мужчины собрались все вместе, чтобы начать свою дискуссию, а Эмили направилась к домоправительнице, сообщить, что надо приготовить комнату еще для одного гостя и что на следующий день ожидается прибытие молодой леди. После этого она присоединилась к другим женщинам, неспешно прогуливающимся по саду в мягком свете клонящегося к закату дня, и продемонстрировала им оранжерею, продолговатую лужайку, окаймленную бордюром из хризантем и поздних астр, пруды с белыми лилиями и лесную тропинку, заросшую мхами и дикими белыми колокольчиками. Затем по березовой аллее хозяйка провела всех в розарий.
Пятичасовой чай в зеленой гостиной предоставил женщинам первую возможность для разговора. До этих пор они обходились общими замечаниями о цветах и деревьях. Миссис Рэдли шла с Юдорой и Айоной, а Шарлотта, отстав от них на шаг или два, прогуливалась с Кезией. Тогда было очень приятно и мило.
Но теперь в гостиной, с ее французскими окнами, выходящими на террасу, вьющимися растениями, спускающимися прямо к куртинам, и веселым огнем, потрескивающим в камине, сидя у серебряного подноса с горячими булочками с маслом, крошечными сэндвичами и маленькими глазированными пирожными, удержаться от более глубокого разговора было уже невозможно.
Горничная подала чайные чашки и удалилась. После прогулки Шарлотта проголодалась, а булки оказались превосходными, и их было не очень-то легко поедать с изяществом, подобающим леди, не капая горячим маслом на лиф платья. Это занятие требовало сосредоточенности.
Кезия серьезно взглянула на Эмили:
– Миссис Рэдли, как вы думаете, завтра можно будет купить газету в деревне? Вы не против, если я пошлю за ней кого-нибудь из лакеев?
– Но мы каждый день получаем «Таймс», – ответила хозяйка. – И, мне кажется, уже договорились о присылке нескольких экземпляров. Однако я еще раз удостоверюсь.
Мисс Мойнихэн ослепительно улыбнулась:
– Очень, очень благодарна. Вы очень добры!
– Не думаю, что там будет много новостей об Ирландии, – заметила Айона Макгинли, широко раскрыв глаза. – Будут только обсуждаться английские дела, светские английские новости, театральные постановки и финансовые сделки. И, конечно, будет немного сообщений о том, что происходит в других странах.
Кезия обменялась с ней пристальным взглядом.
– Но ведь Ирландией управляет английский парламент, вы позабыли об этом, – заметила она холодно.
– Я об этом помню даже во сне, – ответила Айона, – как помнят все истинные ирландцы – и мужчины, и женщины. Это только вы хотите оставаться в кармане у англичан и позволять себе не помнить, что это означает – стыд и горечь, голод, бедность и несправедливость…
– Да, конечно, вся Англия едет верхом на Ирландии, мне это хорошо известно, – съязвила ее оппонентка. – И католическая Ирландия так мала, что это бремя ей непосильно! И нам всем надо работать, как рабам с галеры, чтобы дело хоть как-то двигалось.
Эмили наклонилась вперед и хотела что-то сказать, но ее опередила Юдора.
– Но ведь голод случился из-за неурожая картофеля, – решительно сказала она. – И к этому не причастны ни католики, ни протестанты. То свершилось по воле Бога.
– Который ни католик, ни протестант… – вставила Эмили.
– «Чума на оба ваши дома»[4], – процитировала Шарлотта – и сразу же пожалела, что вовремя не прикусила язык.
Дамы уставились на нее во все глаза.
– Вы атеистка, миссис Питт? – недоверчиво спросила супруга министра. – И, случайно, не последовательница Дарвина, нет?
– Нет, я не атеистка, – поспешила ответить Шарлотта с загоревшимися от смущения щеками. – Но я подумала, что, глядя, как два предположительно христианских сообщества ненавидят друг друга за характер своих верований, Бог должен прийти в неописуемую ярость и отчаяться при виде всех нас. Это же просто смешно!
– Вы бы не стали так говорить, если бы хоть немного понимали, в чем заключается разница между нашими верованиями! – Кезия тоже подалась вперед с взволнованным лицом, сцепив руки на юбках своего темно-бордового платья. – Сейчас многие сеют великое зло, учат нетерпимости, гордыне, безответственности и аморализму всякого рода; они ниспровергают великие и прекрасные истины Господни: чистоту, усердие и веру! Может ли существовать на свете большее зло? Может ли быть цель достойнее, чем бороться против этого? Если вы способны о чем-то заботиться, миссис Питт, то, уж конечно, позаботитесь о том, что на земле важнее и ценнее, ради чего стоило бы жить и работать. Если проиграть эту битву, что же тогда останется ценного?