Как родная меня мать провожала,
Тут и вся моя родня набежала:
"А куда ж ты, паренек? А куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, да в солдаты!"
Я с опаской смотрел на них, как бы не привязались и снова к стенке не прислонили, однако, обошлось.
Больница располагалась неподалеку, в соседнем квартале. В холле сновали сестры милосердия, иногда появлялись сосредоточенные доктора. По всей видимости, работы здесь было невпроворот. Все церемонно с нами здоровались. Резко пахло медикаментами, я с детства не терпел этот запах. Когда мне, подростку, удаляли аппендицит. С тех пор я обхожу больницы за версту.
- Авиатор в пятой палате, - сказал профессор.
- Иван Петрович! - к нам торопилась пожилая женщина в белом халате. - Там тяжелый больной, в двадцать первой, боюсь, как бы не помер.
- Ирочка, - обратился профессор к дочке, - проводи Сережу к авиатору, я должен вас оставить.
С этими словами он ушел.
Мы с Ириной отправились в пятую палату.
В палате лежали несколько человек, но только один привлек мое внимание. Я вошел и вдруг замер, как столб. У окна на кровати полусидел, полулежал, согнув одну ногу, в любимой, хорошо знакомой мне позе, мой закадычный приятель Жора Заболотный. Он посмотрел на меня, я увидел, как челюсть его отвалилась, в глазах сменилось сразу несколько выражений, страх, удивление, радость.
- Ты же сгорел в самолете, упал, тебя белые подбили? - сказал он.
- Как видишь, живой, - ответил я.
- А я думала, вас знакомить придется, - сказала Ирина. Непонятно было, огорчилась она, или, напротив, обрадовалась. Скорее, второе. Меньше проблем с устройством в авиаполк. Жора поднялся с постели, было заметно, что он слегка хромает.
- В ногу меня ранило, - сказал он, - дай-ка я тебя обниму!
Он сгреб меня в охапку и сдавил.
- Полегче, медведь, не задави!
- Тебя задавишь! Ты, Серега, в огне не горишь, и в воде не тонешь. Кстати, я тут не так давно жену твою видел.
- Жену? - я тупо уставился на него. Вот так сюрприз! Может, у меня здесь и дети есть?
Краем глаза я заметил, как нахмурилась Ирина, как от нее словно бы холодом повеяло. Снежная королева, да и только!
- Должен тебя огорчить, старина, она сбежала с каким-то белогвардейцем к Колчаку.
- Скатертью дорога, мне вообще-то наплевать, - пробормотал я. Это было действительно так. Я ее в глаза не видел!
- Правильно мыслишь. Баба с возу, кобыле легче. Тем более баба, которая путается с врагами. Ты про нее лучше забудь. Не было, и нет. Хлопот меньше.
- Георгий Васильевич, Я хотела поговорить с вами об устройстве Сергея на службу, - официальным тоном сообщила Ирина Ивановна.
- У меня все документы пропали, - добавил я.
- Не беда, документы новые справим! - заявил Жора. - Завтра я выписываюсь, пойдешь со мной. Я тебя знаю, а мое слово в полку кое-что значит. Летать ты умеешь. К тому же, Гаврилов, наш комиссар, должен тебя помнить. Договорились?
Я согласился. Грудь, правда, болела, но ничего, до свадьбы заживет. Конечно, "Ньюпор" не мой Змей-горыныч, максимальная скорость около двухсот, потолок максимум семь, но тут уж ничего не поделаешь. Летать мне хотелось. А красные это, белые, или какие-нибудь зеленые войска, мне было в настоящий момент глубоко безразлично. Авиацию я любил, и это было главное.
Как и предполагал Жорж, приняли меня в авиационный отряд без лишних слов. Отряд состоял из шести самолетов разных типов. Поселили меня в общежитии. Выдали летную куртку с эмблемой на рукаве в виде пропеллера с крыльями. Я ее спорол и наклеил на эмблему физического агентства. Летчики между собой именовали такие эмблемы "утками". Техники на аэродроме носили фуражки с такими же "утками". Я узнал, что эмблемы эти остались еще от царского воздушного флота. Летунов у красных не хватало, чего нельзя было сказать о противнике. У белых были даже бомбардировщики "Илья Муромец", которые они применяли весьма успешно. Я думал, что придется долго учиться летать на "Ньюпоре". Потом вспомнились курсантские навыки. Доводилось когда-то пилотировать не только старые бипланы, но и летать на планерах. Очень скоро я вошел во вкус. В перерыве между боевыми вылетами проводились тренировки в бомбометании на полигоне, устроенном за городом. Бомбы, за неимением бомболюка приходилось складывать в специальный ящик и затем сбрасывать вручную.
В очередном воздушном бою, а точнее, небольшой стычке, я взмыл вверх, закрутил петлю, затем зашел противнику в хвост. Очередь из пулемета, и белый летун потянулся к земле, оставляя за собой дымный шлейф. Жора Заболотный в таких случаях всегда произносил: "Отыгрался ... на скрипке!". Так на моем счету появился первый сбитый самолет.
Вечером, когда мы с ребятами отмечали в общежитии мою первую победу, дверь открылась, и вошел человек, одетый в серое. Неуверенная, дерганая походка, взгляд властный, как будто ему одному должен принадлежать мир.