Пожарники знали, что это произойдет с секунды на секунду. Неполная кассета зажигательных бомб сделала свое дело. Расплавленный свинец капал в течение нескольких минут. Люди на крыше церкви, увидев, что стропильные фермы начали прогибаться, поспешно спустились на землю. Вскоре после этого с оглушительным гулом рухнули колокола. Каменная кладка наружных стен под аккомпанемент каких-то невероятно гневных стонов начала вздуваться, а затем лопалась с оглушительным треском. Корабль церкви был охвачен пламенем, а ее огромные окна из цветного стекла никогда раньше не светились так красиво, как в эти предсмертные минуты. Контрфорс рухнул с ужасным грохотом. Каменные стены продолжали вспухать и трескаться и наконец гулко рухнули. Лишенная опоры крыша скрылась в бушующем пламени внутри церкви. Искры взметнулись на высоту тысячи футов, а окна вспыхнули кроваво-красным светом.
Запрестольный образ пятнадцатого века, резная кафедра проповедника и искусно выполненные маслом изображения великомучениц, якобы принадлежавшие кисти самого ван дер Вейдена, — все это кануло в вечность. Отчаявшиеся что-либо спасти пожарные переключились на другой горящий объект.
Когда удалились бомбардировщики, в Альтгартене наступила относительная тишина, о которой жители уже и не мечтали. По узким улицам, как по трубам, гулял теплый ветер, раздувая пожары и унося крики раненых, умирающих и заваленных обломками людей. Большая часть города, к счастью, не пострадала.
За двадцать восемь минут на Альтгартен сбросили свой смертоносный груз двести шестьдесят бомбардировщиков. Сто пятьдесят шесть самолетов сбросили бомбы в Пределах трехмильной зоны от точки прицеливания. И только восемь самолетов оставили Альтгартен в покое на своем пути к Крефельду.
Теперь, когда бомбардировщики улетели, тишипа странным образом угнетала. И когда бургомистр наконец заговорил, его голос показался без надобности громким.
— Слава богу! — произнес он.
Окружающие бросили на него удивленный взгляд: эти слова отнюдь не выражали национал-социалистских чувств. Бургомистру это, видимо, было совершенно безразлично.
— Слава богу! — сказал он еще раз.
Луна на какое-то время спряталась за облаками, которые, становясь вое плотнее, так низко проплывали над городом, что окрашивались в ярко-красный цвет пожарища и напоминали танцующих в небе чертей.
— Свиньи проклятые! — произнес Бодо Рейтер.
— Направьте всех ваших людей со шлангами на Мёнхенштрассе, — распорядился бургомистр.
— Сейчас же направлю, герр бургомистр, — четко ответил Рейтер.
На освещенной заревом пожаров Дорфштрассе среди обломков на тротуаре валялись разбитые взрывом витринные манекены. Однако в тех местах, где пожары пылали особенно сильно, Рейтер увидел и тела погибших людей.
Но не пожары и не вид погибших заставили Рейтера широко открыть глаза: его поразило отсутствие целого городского квартала, который до сегодняшнего налета находился между Дорфштрассе и углом, где был магазин. Четырехэтажные дома, занимавшие более ста квадратных ярдов площади, превратились теперь в беспорядочную груду обломков; кроме двух фундаментов печей, не осталось ни одной стенки выше человеческого роста.
Рейтер поспешил к Герду Беллю, который стоял там, где совсем недавно был дом Фосса.
— Что ты так пристально смотришь туда? — спросил Рейтер.
— Здесь был дом Фосса. В подвале домашняя работница моего двоюродного брата и его сын.
Рейтер заметил, что брови его друга обгорели. Они смотрели на груду развороченных камней и обломков в том месте, где тысячефунтовая бомба разрушила дом Фосса.
Всего в нескольких ярдах от места, где стояли Рейтер и Белль, Анна-Луиза и маленький Ганс оказались пленниками заваленного обломками подвала герра Фосса. Бомба взорвалась над ними на третьем этаже. Взрывная волна от этой бомбы, как и от большинства тонкостенных мощных бомб, распространялась в стороны. В самом подвале взрыв этой бомбы показался не таким оглушительным, как взрыв предыдущей бомбы средней мощности, которая, прежде чем взорваться, ушла глубоко в землю на проезжей части улицы.
Анна-Луиза не очень испугалась, когда ей не удалось открыть дверь из подвала. Она и не подозревала, что подвал засыпало двумястами тонн разбитого камня и обломков.
В подвале было сравнительно тихо, если не считать журчания просачивавшегося в него ручейка воды. Сейчас подвал освещался только тусклым светом керосиновой лампы, ибо подача электроэнергии прекратилась. Свет лампы отражался от гладкой темной поверхности воды, глубина которой в самых низких местах старинного каменного пола достигала трех-четырех дюймов. Это тоже не особенно беспокоило Анну-Луизу, ибо при той скорости, с которой ручеек из поврежденной трубы бежал сейчас, понадобилось бы несколько недель, чтобы уровень воды в подвале стал угрожающе высоким.
Анна-Луиза встревожилась лишь тогда, когда инженеры и техники перекрыли сток воды в канализационную магистраль. Проложенная вдоль улицы водопроводная магистраль была повреждена и дала течь не менее чем в шести местах. Вытекающая вода держалась на безопасном уровне до того момента, пока не начала просачиваться к подвалу по канализационной трубе. Затем уровень воды поднялся до поврежденных труб над подвалом, и это увеличило поток заполняющей подвал воды. Анну-Луизу очень напугало количество прибывающей воды, но это продолжалось недолго: когда в самой низкой части подвала глубина воды достигла шести дюймов, поток практически прекратился.
Это произошло потому, что пожарники начали брать воду из смотрового люка на Дорфштрассе, который заполнился к этому времени до краев. Наконец-то пожарники, боровшиеся с огнем в районе больницы, могли располагать достаточным количеством воды!
Огонь для них стал одушевленным противником. Больных уже эвакуировали в не тронутое взрывами и огнем крыло здания. Пожарникам понадобилось бы еще часа два — и с огнем было бы покончено.
Сначала больных охватила паника, однако вскоре в их моральном состоянии произошел перелом. Это случилось в тот момент, когда фрау Торн выплеснула на загоревшийся стул в операционном зале содержимое своего подкладного судна. Все знали фрау Торн, и потому все засмеялись, когда она сделала это. Казалось, что это событие восстановило стоическое спокойствие. Больничные койки сдвинули так тесно, что просвет между ними стал не более дюйма. Больные столпились в коридорах и кладовках. Никто не жаловался. В одной палате больные даже начали петь.
Бургомистр решил не возвращаться на командно-диспетчерский пост гражданской обороны. Налет прекратился, самолеты противника улетели, к тому же все телефоны в ратуше и в помещении поста вышли из строя. С этого момента все службы гражданской противовоздушной обороны должны были действовать по собственной инициативе. Бургомистр направился в сторону красного зарева над старым городом.
Он шел по городу, не веря своим глазам. С лица земли были стерты целые улицы из небольших домиков. На их месте он увидел лишь сплошные груды обломков, освещенные пламенем огромного пожара, бушевавшего в районе повреждения городской газовой магистрали.
Всего через три минуты после того, как бургомистр отправился из ратуши в старый город, на его команднодиспетчерский пост прибыл посыльный с сообщением, что к Альтгартену приближается вторая волна самолетов королевских военно-воздушных сил — около четырехсот бомбардировщиков.
Глава шестнадцатая
С того момента, когда они поднялись с аэродрома Уорли-Фен, Ламберт мельком видел шесть бомбардировщиков. До сих пор полет протекал без происшествий. Иногда по возвращении из рейда он слышал рассказы других летчиков о том, как их обстреляли, как они бомбили, какие понесли потери, в то время как он, Ламберт, видел очень мало, а иногда и вообще ничего не видел за весь полет. Но бывали и такие вылеты, когда получалось все наоборот.