Модест Синеоков, согнувшись в пояснице, умоляюще сложил ладони у груди, прямо под пышным шелковым бантом, и яростно замотал кудрявой головой.
— Ну-ну, не надо так огорчаться, — смягчилась госпожа Май, — мне и самой Волохова не очень нравится. Правда, есть поэты, которые от нее без ума… Посвящают ей стихи… Но и стихи для нашего журнала слишком заумны, и поэтам она, видимо, поднадоела. Да и сама актриска порядочная ломака. Я, так и быть, Модест Терентьич, вашу задачу упрощу. Вы напишете о женской красоте на экране… О звезде синема… Согласны? Возьмете интервью у зрителей помоложе, расспросите, чем их так пленяют дивы синематографа? Интервью ныне в моде.
Синеоков захлопал ресницами, взвешивая в уме все плюсы и минусы нового задания.
— Ну, идите, идите. Садитесь на свое место, — госпожа Май взмахнула холеной рукой, — вижу, вы довольны. Синематограф — искусство прогрессивное. Не то что театр. Ваше имя украсит первые страницы летописи российского синема.
Польщенный Синеоков почел за лучшее скрыться из поля зрения мучительницы.
— Господин Мурин, — развернулась к репортеру редакторша, — настал ваш звездный час. Я знаю, вы подрабатываете и в других изданиях. И к спорту неравнодушны. Так вот и пишите о первенстве России среди борцов. Мужчина более женщины одарен красотою: широкие плечи, сильный затылок, борода… Но разве можно назвать красавцами молодых людей с потухшими глазами и с искривленными спинами? Или зрелых мужчин с отвислыми подбородками, толстыми кадыками и огромными животами? — Ольга Леонардовна с плохо скрываемым наслаждением обвела взором смущенных сотрудников. — Откуда вялый вид, вздутое лицо, толстая шея и рыхлая мускулатура? Природа здесь не при чем. Надо подумать, как нам вернуть мужскую красоту. Никакого вина, водки, пива, табака… Нужны упражнения мускулатуры. У вас статья получится, я уверена. Полагаю, вы сумеете связать российские состязания с историей Олимпийских игр.
Мурин пожал плечами и бросил взгляд на Самсона.
— Впрочем, Гаврила Кузьмич, для более детального разговора прошу вас сегодня прибраться в вашей квартире, а завтра в это же время прийти в мою приемную, — добавила многозначительно госпожа Май и обратилась к другой жертве. — А вам, Леонид Леонидович, предстоит немало попотеть. Вы поняли тему номера: «Красота спасет мир»? Очень хорошо. Но на этот раз я хочу, чтобы вы нашли спасительную красоту не в Бахе и Генделе, не в Моцарте и Вагнере, а в городском романсе. В тех безыскусных мелодических перлах, которые заставляют рыдать бедных и богатых, пробуждает в их душах милосердие и человеколюбие. Сойдите с вершин классики в народную гущу. Послушайте рядовых исполнителей. Их музыка переживет Моцарта.
Рыжий Лиркин залился пунцовой краской, однако возмущение лишило его дара речи.
— Итак, что у нас осталось? Постоянные рубрики те же. Алевтина Петровна, проследите, чтобы госпожа Астростелла и отец Августин соответствовали теме номера. Ася, я надеюсь, тоже меня слышит, и «Энциклопедия девушки» предстанет в необходимом ракурсе. Что еще? Моды, ткани, наряды, украшения… Антон Викторович, подберите выигрышную рекламу. Текст напишу я сама. Вопросы есть?
Журналисты молчали.
Господин Либид поднялся с кресла и сказал, целуя ручку госпоже Май:
— Позволь мне, ангел мой, откланяться, время не ждет.
— Я беспокоюсь за тебя, Эдмунд, — ответила, вставая, госпожа Май, — удастся ли дело? Главное — перехватить.
— Кажется, мы все продумали, я буду держать тебя в курсе.
Господин Либид дружески кивнул Самсону и исчез в дверях.
— Самсон Васильевич, — повернулась к стажеру госпожа Май, — следуйте за мной.
Она направилась по коридору в свой кабинет. Русоволосый красавец безропотно поплелся за ней. В кабинете госпожа Май, плотно прикрыв дверь, взяла Самсона за руку и потянула к дивану. Оба сели.
— Друг мой, — нежно произнесла госпожа Май, не выпуская руки юноши, — мы с вами знакомы недавно, но я уже не представляю себе своей жизни без вас. Вы так милы и у вас такие литературные задатки.
Госпожа Май откровенно любовалась горячим румянцем, залившим покрытые светлым пушком щеки ее визави. Тонкий аромат туберозы, исходивший от нее, подействовал на юношу: он часто задышал, его чувственные губы разомкнулись, но следующий ее вопрос, по-деловому холодный, оглушил:
— Хотите ли вы вернуться к своим родителям?
Самсон отпрянул и отрицательно замотал головой. На лице его проступило отчаяние, безвольный подбородок дрогнул.