Аля Крынкина рассматривала вместе с театральным обозревателем Модестом Синеоковым французский журнал.
Репортер Гаврила Мурин устроился около заместителя редактора Антона Треклесова. Репортер держал в руках блокнот, исчерканный цифрами, и зорко смотрел за пальцами Антона Викторовича, ловко и бесшумно двигающими костяшки счетов.
На подоконнике примостился переводчик Иван Платонов и, как всегда, что-то строчил на листе, водруженном на коленку. Возле другого окна, на стуле, сидел, обхватив голову ладонями, стажер Самсон Шалопаев.
Часы начали мелодичный перезвон, предшествующий бою, и тут послышались быстрые шаги и в комнату ворвался осыпанный снегом фельетонист Черепанов.
— Привет честной компании! — воскликнул он. — Эй, Данила, старый черт, где ты? Прими шубу!
За спиной неунывающего фельетониста появился конторщик Данила, который едва успел подхватить одежду, сброшенную Фалалеем.
— Что здесь за гробовая тишина? — фельетонист потер замерзшие руки. — Слушайте анекдот! Свеженький! — Он ловко вывернул на середину сотрудницкой свободный стул, с размаху плюхнулся на него и тут же выдал: — Возвращается муж домой и говорит жене: «Дорогая, я сейчас такую фильму видел, такую фильму! Сплошная эротика! Женщина стоит на стуле, а мужчина».. «Подожди, подожди, — просит жена, — я только попугая прикрою, а то он такой болтун, всему свету растрезвонит». «Нет! — истошно кричит попугай, — лучше вырвите мне язык, но я должен это слышать!»
Журналисты мгновенно развеселились, анекдот им понравится, он рассеял уныние, клубящееся в воздухе.
— Сегодня приглашаю всех на ужин! — торжественно продолжил Фалалей. — И хмурые лица мне не нужны. Тем более что карманы мои ломятся от денег. Вчера я был триумфатором! В подлинном смысле! Спас великую русскую литературу!
— А на нее кто-то покушался? — менее холодно, чем обычно, поинтересовалась Аля Крынкина.
— Несправедливость судьбы — вот кто покушался на нее! И вы это знаете! Ведь это вы, Алевтина Петровна, в понедельник, на нашем совещании пробудили во мне сострадание к Леониду Андрееву! Над его рассказом «Вот пришел великан» я плакал, когда у меня выпадала свободная минутка.
— Перестаньте паясничать, Фалалей Аверьяныч, — возмутилась Ася, — смеяться над горем грешно.
— А я и не смеюсь! Я проникся глубоким чувством! И благодаря мне одним несчастным человеком на Руси стало меньше! Истинное призвание Леонида Андреева испытывать смертельный, отчаянный ужас. А кто его спасет от этого ужаса? Чем ему загородиться от тошнотворных приливов отчаяния? Супруга его скончалась, он вдовец! И я обещал ему привести самую красивую женщину столицы. То есть обладательницу титула «Королева красоты». И я ее привел! Вчера кутили всю ночь. Андреев плакал от счастья. И Жозефина тоже. Я ее нашел, она мне обязана! Голая грудь — моя идея!
— Да уж, — хмыкнул Мурин, — полпуда грима на нее навесил.
— Ну и что? — Фалалей покосился на Самсона, — увидел настоящую Жозефину, да и свою малышку не хуже гримом украсил. А пари я выиграл! И деньги на праздник имею — всем на банкет прибыть во фраках!
— А фрак с сапогами не сочетается, — язвительно отозвался остановившийся перед Фалалеем Лиркин. — Так что все не придут, господин Платонов не сможет.
— Что? — Платонов побагровел и спрыгнул с подоконника, грохнув подковками. — Может быть, с фраком сочетается запах карболки, которым вы провоняли в аптеке своей сестры? Торгаш!
— Тише, господа, не надо ссориться, — мрачно изрек Сыромясов, — нынче все со всем сочетается, такова мода современная. Даже моя шуба с Фалалеем сочеталась.
— И дон Мигель не придет, — упрямо продолжил Лиркин, — он боится, что Платонов с Братыкиным снова будут соблазнять его жену.
— Посмотрю я на вас, когда вы женитесь, — буркнул Сыромясов.
— Да кому он нужен? — надменно проговорил Синеоков, — уже в тираж вышел, мужских кондиций никаких…
— А у вас, что, есть мужские кондиции? — взвизгнул Лиркин. — Да я вас одной левой…
— Тоже мне спортсмен нашелся, — ввязался в перебранку Мурин, — тяжелее виолончели ничего в руках не держал…
— Я? Да я ни в чем по силе не уступаю грузчикам с Гагариновского буяна, спросите….
Договорить он не успел, потому что внезапно со своего стула сорвался Самсон Шалопаев и набросился на музыкального обозревателя.
— Я убью тебя, Лиркин, убью собственными руками…
На помощь несчастному обозревателю кинулись сотрудники, однако разнять драчунов удалось далеко не сразу, ибо они вцепились друг в друга бульдожьей хваткой.