Я подумал несколько секунд, соображая, что можно сделать. Если высота 150 футов была маленькой, то 60 футов — очень маленькой. На этой высоте даже легкий крен может отправить самолет в воду. Однако я громко заявил:
«Мы это проверим сегодня ночью!»
Все это время наши самолеты-разведчики совершали полеты над германской территорией, следя за дамбами, как кот за мышиной норкой. Они никогда не пролетали прямо над ними, чтобы немцы не заподозрили, что именно нас интересует. Всегда выбирался сложный извилистый маршрут, и над дамбами самолет оказывался как бы случайно. Разведчиков интересовали два момента. Первый и наиболее важный — уровень воды в водохранилище. Вода медленно прибывала. Второй — состояние ПВО. Если ПВО начнет усиливаться, это означает, что немцы разгадали наши замыслы.
К 17 апреля вода находилась уже в 15 футах от кромки дамбы. К началу мая она поднялась еще на 5 футов и продолжала прибывать дальше. Нам следовало дождаться, пока ока не окажется в 4 футах, но, судя по всему, мы уже опаздывали с приготовлениями.
После того как я вернулся в Скэмптон, то сразу приказал перенастроить систему прожекторов, чтобы их лучи сходились в 60 футах под самолетом, и тогда начались первые полеты над Уошем. Я решил, что первым должен лететь Дэвид Малтби. Он согласился, но сказал, что, по его мнению, высота слишком мапа. Мы проверили все с помощью теодолитов и выяснили, что высота правильная. Потом я взлетел вместе с Терри и прошелся над спокойными водами озера Аппингэм. Выяснилось, что нам приходится лететь над самыми верхушками деревьев. Это действительно было ужасно низко, но реальной опасности падения не возникало, так как световой указатель высоты работал безукоризненно. Когда мы снижались, Терри монотонно бормотал: «Ниже, еще ниже…» Он произносил это медленно, как бы нехотя. Зато едва мы спустились ниже 60 футов, как он взвизгнул, будто ужаленный: «Выше!» Я послушно дернул штурвал, поднимая «Ланк» выше.
Мы слышали, что световой указатель хорошо работает, если по воде идет небольшая рябь. Зато если вода будет зеркально гладкая, теоретики предупреждали, что световые лучи могут сойтись под поверхностью, и возникает реальная опасность нахлебаться водички.
Мы напугали множество шкиперов барж, плававших по каналам Линкольншира, когда глухой ночью экспериментировали с полетами на малой высоте. Вскоре мы выяснили, что теоретики ошибались. В любом случае световые пятна удерживались на поверхности воды. Через несколько дней все наши экипажи проверили себя в полетах при новых условиях, и все сработали удовлетворительно.
1 мая я позвонил Джеффу и сообщил, что мы готовы выполнить его требования. Он сразу пригласил меня прилететь для новых испытаний.
И вот ранним майским утром Матт сбросил новый образец мины, который сработал. Люди на берегу начали плясать и размахивать руками от радости. Он бросали в воздух фуражки и кричали, словно сумасшедшие. Я тоже запустил свою фуражку в воздух. Я видел, как Матт в кабине улыбается, когда он описал круг, чтобы посмотреть, как прошли испытания. Я помахал ему, он что-то прокричал в ответ, но в реве моторов ничего не было слышно. Мне кажется, хотя я и не помню этого точно, что и Джефф швырнул свою шляпу вверх. Это был чудесный день.
Сразу затрещали телефоны, было отправлено множество шифрованных приказов, фельдъегеря метались, как угорелые. Мужчины и женщины начали круглосуточную работу, изготовляя те штуки, которые нам предстояло пронести через всю Германию и сбросить на дамбу Мёна. Все испытывали невероятный подъем. Один из наших парней улетел, чтобы обрадовать эскадрилью, которая уже начала было грустить. Мы даже убедили Джеффа опрокинуть по бокалу пивка. Когда он это сделал, неожиданно появился один из высших офицеров Бомбардировочного Командования. Я слышал, как он сказал:
«Это здорово. Вы заставили свое оружие работать. Но вы никогда не прошибете эту стену. Это совершенно невозможно».
Но Джефф только улыбался, а я подумал, что этот офицер — законченный дурак, так как рядом стоял бармен и слушал.
Тем временем с завода компании «Авро» начали поступать новые самолеты. Вскоре на наш аэродром прибыл летчик-испытатель фирмы. Это был инженер-капитан Кэпел — мы всегда звали его Способный Кэпел[24] — который должен был познакомить нас с ними. С этих самолетов была снята верхняя турель, чтобы снизить полетный вес. Также была снята часть брони, зато появилось множество устройств, необходимых для выполнения нашего задания. Экипажи, выделенные для этой операции, получали свои самолеты, и надо было видеть, как они их обихаживали. Я сам слышал, как один из пилотов, красный, словно рак, ругался последними словами только потому, что бомбардир залез в кабину в грязных ботинках. Одновременно на аэродром прибыли восьмиколесные грузовики, укрытые брезентом. Это привезли наши мины. Новенькие снаряды буквально лоснились от заводской смазки и были еще теплыми, так как в них только что залили новую, особо мощную взрывчатку. Наш начальник службы вооружения Док Уотсон должен был готовить их. Это было исключительно опасное занятие, и с минами следовало обращаться, как с драгоценными бриллиантами. Они были очень чувствительны, и вставлять взрыватели в них было довольно сложно. Наши оружейники работали круглыми сутками, чтобы подготовить их к новым испытаниям.