— Всё шло вроде неплохо. Денег стало появляться нормально, я даже купил себе новую тачку. Мы стали подумывать о расширении. Хотели барыжить компами и ноутами. Но.
— Как всегда это проклятое «но», — вставил Игорь, — Дай догадаюсь. Один из ваших слинял со всеми бабками? Опрокинул?
— Да нихрена подобного. Нас опрокинуло государство. Не нас одних, понятно.
— А, помню-помню, — сказал Игорь, — Знаменитый обвал рубля и прочих ценных бумаг.
— Их ценность лишь в том, что с ними можно, в случае чего, сбегать в нужник, — съязвил Юрий, — Короче говоря, продажи упали, аренда поднялась, и нам пришлось прикрыть лавочку. А конкретно мне — стать бомбилой. На своей новенькой тачке я подался в частный таксопарк.
— А семья у тебя была? — спросил Игорь, воспользовавшись повисшим молчанием, — Жена? Дети?
— Не было. Так, шуры-муры, трали-вали. Тоска была. Смертая тоска.
— От чего?
— Да после той истории с отцом. Смерти матери. — Юрий встал и вновь подошёл к окну, — Понимаешь, семья у нас была верующая, как я уже говорил. Меня всем этим уже с детства пичкали, — ох хмыкнул, — Ещё не знал таблицу умножения, зато знал наизусть несколько молитв, разные псалмы.
— Понимаю. Вся эта бодяга про грехи, испытания, несение креста, и промысел божий?
— Вот именно. Бодяга, — грустно сказал Юрий, — Я стал задумываться о смысле всего этого. Смысле бытия.
— процитировал Игорь по памяти один из тех стихов, что так нравились Ларисе.
Чуть помолчав, он предложил:
— Я тебе сейчас расскажу одну занятную историю. Или ты уже видел её в моих мозгах?
— Видел конечно. Но всё равно хочу послушать как её видишь ты, — равнодушно ответил Юрий.
— Ну в общем, еду я как-то раз в трамвае. Зима, слякоть, грязища. Неподалёку от меня сидит мужик с ребёнком. Ребёнку лет пять, или около того. Мужик с бородой, весь в чёрном. Или «батюшка» или просто воцерковлённый на всю голову. Мне пофигу было, я на них сначала даже и не обратил внимания, — Игорь отпил чаю, — Ну и дитё, которое до этого молча смотрело в окно, вдруг поворачивается к папе, и говорит: «Пап, а что такое впадение в грех?». Ну я немало офигел от таких слов невинного чада, дальше слушаю. А папа, голосом, преисполненным отеческой заботы, отвечает: «Если ты не будешь держаться, то будет впадение лицом в грязь!». Каково, Юр, а? Глубоко?
— Как ты говоришь — пиндык, — ответил Юрий, — Чем-то напомнило моего отца.
— Да не, Юр, я не собирался тебя подкалывать или ещё что.
— Я знаю. Тем более я эту историю наблюдал в твоём сознании, — Юрий посмотрел в глаза удивлённому Игорю, — Мне просто было интересно услышать… и увидеть это в твоей нынешней интерпретации. И в теперешнем времени. Ведь в тот момент ты к этому человеку проникся уважением, не так ли?
Проехали, — устало махнул рукой Игорь, — Давай дальше — про себя. Я-то твои мысли не читаю.
— Давай-ка лучше прокатимся, — заговорщицки подмигнул Юрий, — а то сидим как два бюргера в пивной. Только с чаем.
— Ох ё, щас что-то будет. — напрягся Игорь, инстинктивно вжимаясь в кресло, — Ненавижу эти твои подмигивания!
— Спокуха, начальник! Ты лучше пристегни ремни.
— А? Чё? — Игорь нервно завертелся в кресле, — Какие ещё нахрен ремни?
— Опять повёлся! — довольно прищурился Юрий.
18
В этот момент, к полному изумлению Игоря, комната со всей обстановкой исчезла как не бывало. Остался только покрытый ковролином пол, столик с подносом, и они с Юрием на своих сидячих местах.
Кот, заорав, как потерпевший и вскинув шерсть дыбом, в каком-то невероятном по кошачьим меркам прыжке, очутился на коленях у Игоря и сильно вцепился когтями ему в бёдра.
Игорь, взвизгнув от боли, прокричал короткую нецензурную скороговорку, и пытаясь освободиться от когтистого кошачьего плена, вскочил с кресла словно ошпаренный.
— Юра-а-а! В рот тебе компот! Котяра! Вашу же в душу мать!
Юрий, изменив своей привычке смеяться беззвучно, заржал как породистый жеребец, во весь свой прокуренный голос. Он чуть не свалился со стула, наблюдая эту кошачье-сисадминскую феерию.
— Ладно, Игорёк, контрол-зет! Спокуха! — сказал Юрий, всё ещё смеясь, и принимая из рук Игоря несчастного кота, которого тот держал за шкирку.
— Чего ты ржёшь?! — проворчал Игорь, возвращаясь в своё кресло, — Забыл про стойло?!
— Ай, тебе бы всё материться, да котов мучить!
— Мат — это совокупность смысла и эмоционально-субъективного восприятия, — снова проворчал Игорь, — А кто кого мучает — это ещё вопрос.