Эти слова будто огнем полоснули меня по сердцу.
— Как? То-есть, что значит получу?
— А все, Толенька, получают. Даже если не в этой жизни, то в будущей, что гораздо хуже. Лучше уж тут рассчитаться, уверяю тебя.
— Вера, прости меня! Прости! Я правда давно отошел от той жизни. Тогда время такое было, жизнь жестокая. Я был волком, и вел себя как волк. Но я готов помочь тебе, правда, я…
— Не надо, Толя, — Вера перебила меня на полуслове. — Веры нет, она умерла, а мне — грязной бомжихе, много не надо. Покушать раз в день, да от дождя и холода спрятаться. Езжай, Толя, езжай.
Я медленно поднялся и отправился к машине. На полпути остановился.
— Ты больше не исчезнешь отсюда? — Сказал я обернувшись.
— Иди Толя, не это важно для тебя.
— А что важно?
— Иди. Есть вещи, которые человек должен понять сам.
Через 15 минут я был в офисе. Наша фирма разваливалась на глазах. Люди увольнялись один за другим: никому не хотелось иметь дело с правоохранительными органами. Следователи наведывались в нашу контору все чаще и чаще. Находиться в офисе было невыносимо: тяжкая атмосфера угнетала. Казалось, что воздух стал плотнее, им было трудно дышать. Подписав необходимые бумаги и сделав несколько распоряжений, я поехал на Каширку. Вечером по дороге домой я остановился около церкви, куда заходил утром. Храм был открыт. Я купил Евангелие и поехал домой. Текст, который священник читал утром, завораживал и притягивал мое внимание. Я читал его раз за разом, стараясь найти отгадку. Я был уверен, что вся моя дальнейшая жизнь зависит от того, что я сделаю дальше, как поступлю.
Прошла неделя, Пашке стало хуже. Утром позвонил врач, попросил приехать. Я быстро собрался, по пути зашел в полюбившийся храм. Здесь мне было проще успокоиться, избавиться от тяжких мыслей. Я обычно покупал свечку и шел к иконе, на которой был изображен какой-то старичок. У него был удивительно добрый взгляд.
В больнице доктор сказал, что пришлось прекратить курс химиотерапии, у Пашки сдала печень. Раковые клетки сразу активизировались: куда ни кинь всюду клин. Так и не приняв окончательного решения, мы распрощались с доктором, а я поехал к Вере. На что я надеялся? Не знаю. Мне просто хотелось ее увидеть. С сильным душевным трепетом я подъезжал к набережной. Было больно и стыдно, кроме того, я боялся, вдруг ее там не будет.
Вера сидела на прежнем месте. Увидев меня, она даже не улыбнулась.
— Я могу присесть, Вера?
— Садись, коль приехал.
— Вера, Пашке стало хуже, я не знаю, что мне делать. Помоги, Вера, я знаю, я уверен, что ты можешь помочь!
— Бомж Вера крутому бизнесмену? — Женщина засмеялась.
— Вера, перестань! Мне не до смеха!
— Ха, ему не до смеха! А тому мальчишке, которого ты застрелил? Помнишь лотошника с Воробьевых гор? Ему было смешно? — Взгляд Веры стал грозным. Я поежился.
— Вера, но откуда… Откуда ты ЭТО можешь знать?
— А этого не было? Сколько человек ты убил, Толя, а скольких покалечил?
— Но Пашка тут причем? Причем, я тебя спрашиваю? Если твой Бог такой суровый, ну пусть прибьет меня!
— Балда ты, Толя. До седых волос дожил, а ума нет. Богу твои страдания не нужны, и дети болеют не за родителей, а потому, что болеют. Вот так бывает. Но ты сейчас на чудо надеешься, а чудо кто дает? От кого чуда ждешь? От Бога?
Я лишь кивнул.
— Но ты ведь всю жизнь против Бога жил, против Его заповедей, а теперь решил от Него чудо получить. Это нормально?
— Но что мне делать?
— А ты не знаешь? — Взгляд Веры опять проник до самого дна моей души, я поежился. — Не знаешь разве, Толя?
Я вспомнил разговор с Витей. У него тоже случилось чудо, и он тоже был виноват, но он исправил ситуацию, он стал чист перед женой.
— Да, я готов! Я отдам тебе все, слышишь, и даже больше! Что ты хочешь? Квартиру, машину? Пластического хирурга? Счет в банке? У тебя все будет, бери, только Пашку отдайте! Слышите?! — Я готов был снова, как тогда, много лет назад растерзать эту женщину. На меня нахлынула почти неконтролируемая злоба. — Назови цену! У каждой вещи есть цена?
— Цена? Интересно… А за сколько сейчас можно воскресить человека, а? Ты Сереженьку тоже вернешь? Сколько стоят слезы несчастной веры Елкиной? Сколько стоит жизнь того убитого тобой паренька? Во сколько ты оценишь слезы его матери, которая лишилась единственного сына? Сколько, Толя?! А во сколько ты оцениваешь жизнь своего сына, а? Своего любимого Пашку во сколько ты оценишь?
Я вскочил, схватил Веру за отвороты грязного халата и как следует встряхнул. В ее глазах не было страха, ни капельки. Вся моя злость, вся решимость улетучились в мгновение ока. Я отпустил Веру, сел на ящик и обхватил голову руками.