— Кто⁈ Кто пытался тебя убить? — глаза девушки сузились и стали похожи на немигающие глаза королевской кобры с вертикальным зрачком: — Я эту тварь…
— Князев и Варенников. — тут же нажаловался я.
— Князев? Это тот красавчик, с чьей бабой ты на Новый год весь вечер танцевал. Этот гандон штопанный? — блондинка, сама не заметив. С силой сжала мои запястья: — Ну этот мог, у него глаза какие-то тухлые.
— Ну не весь вечер, а, наверное, один раз танцевал. — я решил отъехать от вменяемой мне связи с Олесе.
— Да какая разница, один раз или весь вечер? — логично ответила мне блондинка: — Я просто видела, что ты на нее запал. И что ты в ней нашел? Там кроме вымени четвертого размера посмотреть не на что.
— Да не запал я на нее. Мне, вообще, светленькие нравятся девушки.
— И какие это светленькие тебе нравятся? — кобра приготовилась к атаке.
— Я… я не помню! — я изобразил смятение чувств и отвернулся.
— Бедненький, бедненький мой. — как давеча Олеся, меня прижали к мягкой, женской груди, может быть, не такой выдающейся, как у Олеси, но было очень приятно.
— Извини, но давай, все-таки, в больничку съездим, а то ноги болят очень-очень.
Деньги сейчас решают все. Девушка, которая назвалась Наташей, ненадолго отлучилась, после чего принесла мне паспорт на фамилию Пахомов, завела машину и повезла в травмопункт на противоположный конец города. Судя по дерганью машины и ругани моего прекрасного водителя, автомобиль она водила недавно, хорошо, что я лежал на заднем сидении, и всего этого не видел. Нет, безусловно. Прежде чем мы заехали в муниципальную «травму», с ее полными боли и страданий коридорами, мы заехали в пафосную частную клинику, где нам не смогли помочь. Несмотря на евроремонт и флаги всех стран мира на входе, в клинике не было рентгеновского аппарата, а помочь мне могли только предоставлением отдельной палаты по очень суровой цене. Шесть часов ожидания, стоя на травмированных ногах в узком и вонючем коридоре травмопункта меня не вдохновили, но Наташа на несколько минут забежала в кабинет заведующего, после чего гражданина Пахомова уложили на обшарпанную каталку, вне очереди сделали снимок и, в отдельном кабинете, заведующий «травмой», выражение лица которого сменилось с «всех ненавижу» на добрую улыбку, срезав с моих ног, потасканные кроссовки, лично наложил мне, на опухшие, посиневшие щиколотки повязку из тугую повязку и проводил на выход, с пожеланием — заезжать еще.
Привезшая в медицинское учреждение очередного пострадавшего, карета «скорой помощи», послушно остановилась по требовательному жесту стройной блондинки. Доктор, фельдшер и водитель, получив от Наташи по купюре, изобразили нечто среднее между книксеном и поклоном, подхватили меня с каталки и запихнули в салон белого «РАФика», с крестами, после чего наш караванчик (Наташа рулила за каретой, стараясь не отстать), домчала меня до моего подъезда, где до сих пор пахло порогом, а на крашенные стены нашей лестничной площадки было страшно смотреть. Трое мужиков споро вытащили носилки со мной из салона и, велев держаться крепче, почти бегом подняли меня на наш этаж. Пока Наташа поднималась на лифте, медицинские работники, с видом экспертов, потыкали пальцами в выбоины от пуль, после чего дали заключение, что стреляло, как минимум, два автомата.
— Меня здесь не было. — я пожал плечами на их вопросительные взгляды: — Народ говорит. Что на соседа-коммерсанта покушение было.
В квартире меня аккуратно переложили на широкую кровать, и, пожелав не болеть, бригада докторов покинула помещение, а я остался в квартире один на один с незнакомой женщиной.
— А теперь рассказывай все! — напротив меня легла хорошенькая девушка, облаченная в тоненькую маечку и такие-же трусики: — Только не пытайся мне врать.
И длинный, острый коготок, обманчиво-ласково, скользнул по моей, мгновенно покрывшуюся мурашками, коже.
Локация — квартира Громовых.
Пытать меня закончили только вечером. Врать не буду — пытали с перерывами. Один раз вкусно накормили — в этот момент я понял, насколько я голоден.
Через час после еды, оборвав фразу на середине, Наташа внезапно села на меня сверху и, с укоризной заявив, что я бесчувственный хам, а она не железная, занялась со мной любовью, причем практически не давая двигаться, заявив, что я раненый, и она все сделает сама.
Через двадцать минут, когда я, прижавшись к размеренно дышащей, как мне показалось, уснувшей блондинке, решил сам немного подремать, меня жестко растолкали и, в ультимативной форме, потребовали озвучить план наших дальнейших действия.