Когда мне надо, я могу быть страшным — парень, не добегая до меня несколько шагов, с криком «Да ну, нах!», метнулся в сторону, а я бросился в сторону освещенных мутно-желтым светом, окон психиатрической больницы. Рабочие меня не преследовали, я бежал, не оглядываясь назад, затем рельсы кончились и я, прыгая, как горный баран, бросился по крутому спуску, в узком проходе между забором дурдома и зевом железнодорожного тоннеля, подгадав тот момент, когда оттуда появились две, двигающиеся неторопливо и вальяжно, знакомые сухопарые фигуры.
От удара железнодорожным ломом в плечо, первый из жуликов, тот, что ловко тыкал в меня ножом, болезненно охнув, завалился на асфальт. Второй успел только крикнуть — «Да что ты не уймешься», как получил прямой толчок сапогом в середину грудины. Я весил побольше своего противника, да еще он не успел закрыться — мужика отбросило назад, и он приложился хребтом о бетонный выступ тоннеля и сполз по стенке.
— Нож и деньги, быстро…- я навис над первым противником, занеся свой лом, как какой-то гольфист клюшку для удара: — Достал и отбросил в сторону. Быстро!
— Все, все! — мужик сел и выставил вперед раскрытые ладони: — Победил, молодец. На, не подавись.
Из карманов были извлечены кошелек и ножик-финка с небольшим, но острым лезвием, причем бросил мою добычу жулик рядом с собой, сам же, застонав и прикрыв глаза, мужчина откинулся на другой бок.
Я, как клюшкой, зацепил свою добычу и отбросил ее в сторону, где и подобрал — неужели этот хитрован рассчитывал, что я буду присаживаться или наклонятся за трофеями непосредственно рядом с ним?
Сунув добычу в карман, я двинулся ко второму потерпевшему. Тот сидел, привалившись спиной к стене и безжизненно свесив голову.
— Бумажник и нож давай, отбрось от себя и не претворяйся, а то башку ломом снесу.
Пару секунд жулик не шевелился, но, как только я замахнулся ломом, тотчас же, матерясь, открыл глаза и, с ненавистью глядя мне в лицо, достал нож- «выкидуху» и бумажник.
— Ты, бомжара, хоть понимаешь, что тебе не жить? Мы тебя сегодня-завтра на «бану» поймаем, и на лоскуты порежем.
Стоило мне, освободив кошельки от наличности, двинуться в сторону своего места обитания, как первый из жуликов понес свою обычную пургу, обещая мне короткую, но полную ярких впечатлений, жизнь. Я сделал еще два шага, после чего задумался и вернулся.
— Повтори, что ты сказал?
— Глухой, что ли? Мы тебя лохматник завтра найдем, писалом твой банан отрежем и сожрать заставим… — бывший сиделец, сидя на корточках, улыбнулся мне широко и многообещающе.
— Отвечаешь?
— Отвечаю.
— И ты тоже меня искать будешь? — я повернулся ко второму, что сумел встать и стоял, пошатываясь и держась за стенку тоннеля.
— Отвечаю. Вот только здоровье поправим с корешом и весь ваш бомжатник наизнанку вывернем…
— Я испугался. — я новым ударом в плечо, снес мужика на асфальт, а потом опустил семикилограммовую металлическую дуру на колено и локоть.
— Эй, ты че беспределишь⁈ — пока второй жулик хватал ртом воздух, глядя на своего, катающегося по дорожке приятеля, что уже не орал, а лишь громко сипел, я успел добежать до него. Поняв, что беспредел продолжается, вор бросился бежать, но успел сделать лишь три шага — пущенная, как бита в городках, металлическая хрень, в печатавшись в многострадальную спину беглеца, снесла его с ног.
Подняться он не успел — я методично ударил ему по колену и локтю, чтобы он не смог в ближайшие дни сделать мне больно.
Тремя днями позднее.
Стоит ли говорить, что на вокзал я был больше не ходок.
Той же ночью я ушел по мосту через реку, добрался пешком до районного рынка, где прикупил китайские кроссовки по размеру, три пары носок и самый дешевый спортивный костюм, потратив на это практически все, добытые в борьбе, деньги. Переодевшись, я сел на автобус и поехал в частный сектор, в сторону базы речного флота — в голове вертелись чьи-то слова, что в местной общественной бане недавно, стараниями какого-то депутата, сделали ремонт. Впервые за много дней вымылся до скрипа, напился горячего и сладкого чаю и двинулся в сторону окраины города, где временно поселился в одном из домов дачного поселка, подъев у хозяев три пакета вермишелевого супа с мясом и головой быка на пожелтевшем, бумажном пакете. Суповые концентраты имели срок хранения шесть месяцев, по факту прошло пять лет с даты их выпуска, но я, сказав сам себе, что «Советское — значит отличное», два дня питался этими супами.