- Папусик,- понеслось сладко противное журчание единственной, когда-то обожаемой им дочки, которую он когда-то тискал на руках и целовал в попку.
- Папусик, нам с мамусиком нужны денежки.
- А, когда,- спрашивается, они вам были не нужны,- подумал Егор Кузьмич и сказал, — возьми в этом, как его...
- В комоде, папочка, я поняла.
- Поняла, и, слава богу, — он нажал на сброс.
Через минуту опять заиграл телефон:
- Папусик, но здесь мало, здесь только одна штучка, а у нас спа-процедуры и шопинг.
- Это не штучка, — повысил голос родитель,- это одна штука, одна большая, целая штука. Он выключил телефон и сунул его в карман. Откинувшись в кресле, Егор Кузьмич задумался: «когда же началось превращение его любимой, милой жены и его дочурки в этих магазинных монстров, пожирающих, поглощающих витрины дорогих бутиков - шмутиков. Ну ни одной мысли в голове, только шмотки и спа салоны. У них, видите ли, шопинг. Только и думают, как прикрыть свой жопинг новой тряпкой. Егор Кузьмич вдруг вспомнил, как он, впервые, запустил свой печатный станок для денег.
2
В то время, когда свершилась эта великая перестройка, он был номенклатурным работником. Тогда партия кормила его и одевала, водила в ресторан и парила его в бане. Теперь же он почувствовал в себе силу, понял, что может жить самостоятельно, без поддержки великой и могучей организации, которая к тому же ещё дала трещину. И он бросил к чертям собачьим партийную деятельность и начал своё дело. Он активировал скрытый доселе, талант бизнесмена. К тому же, позорная и наказуемая, в Советской стране, спекуляция приобрела легальный статус и получила новое, гордое название предпринимательство и Егор Кузьмич стал одним из первых отечественных деятелей этой новой, старой волны. Он скупал, продавал, обменивал все. Все, что можно и что нельзя, все, что плохо лежит, а в то, счастливое для бизнеса, время, плохо лежало все. Это все, надо было только взять и отправить по назначению, а со старыми связями большого Кузьмича, как величали его в своих кругах, это было просто плюнуть. И пошёл товарооборот, потекли по разным странам товары, материалы, ресурсы. Машина по созданию капитала была запущена. Оставалось только собирать урожай и следить за работой, что бы техника не дала сбой. Держать, так сказать, руку на пульсе, чем он неусыпно и занимался все последующие годы. Процесс захватил его полностью и стал образом его жизни. Деньги потеряли для него их первоначальное значение и стали орудием для создания новых денег. И вот в награду за все его труды, он столкнулся с таким кощунством, как бесстыжее разбазаривание, его, честно, кровью и потом заработанного капитала. Жена с
дочкой трясли его как грушу.
- Ваш кофе, Егор Кузьмич,- вошла Катя с подносом.
- Поставьте здесь, и ещё вот что,- он посмотрел в блокнот,- Катя, посмотрите какое у меня сегодня расписание.
Катя просияла, Егор Кузьмич попал в тему. Ещё вчера она выучила расписание шефа наизусть, чтобы по возможности отпросится у него сегодня пораньше, и она радостно защебетала:
- Через полчаса немцы, в двенадцать гордума, затем французы и в семнадцать встреча в мэрии.
- А обед, когда? — проворчал Кузьмич.
- А обед, как раз с французами в вашем ресторане, — ещё веселей сказала Катя.
- Ресторан, конечно же мой, но ты работаешь в нашей фирме, и говорить надо, в нашем ресторане. И чему ты так радуешься? Шеф даже пожрать спокойно не может, все в процессе работы, да ещё этих халявщиков кормить, — он сдвинул очки на лоб, и устало закрыл лицо руками,- но чего ни сделаешь ради дела. Распорядись, что бы в ресторане было все на высшем уровне.
- Хорошо, Егор Кузьмич, — Катя повернулась к двери.
- Подожди,- он опять посмотрел в блокнот, — Катя, не звонил ещё этот, Фриц фон как его?
- Фон Шульц.
- Во, во Шульц.
- Нет, Егор Кузьмич.
- Ладно, иди пока, Кузьмич вытащил из кармана, довольно увесистый в золотом корпусе телефон и включил его, тот сразу отозвался звонкой трелью телефона восьмидесятых.