Екатерина Аркадьевна. Как же глухая поет? У нее ж слуха нет.
Надя. Не знаю. Она и правда не слышит ничего. Позовешь ее — не слышит. Мы и так, и эдак проверяли. Реально глухая! А поет…
Леонид Степанович. В природе всякое случается, дамы. Мир нами не изучен. Совсем не познан. Мы сами многое можем, просто не проверяли.
Екатерина Аркадьевна. Ой, Степаныч! Чего ты не проверял? Петь ты ни черта не умеешь. Слуха у тебя нет, а не глухой. У меня тоже нет. Пить мы с тобой горазды, а не петь. И ничего более.
Леонид Степанович. Ты, Катерина, на себя не наговаривай. Ты французский знаешь. Не каждому дано говорить на иностранных языках. У меня со школы дело не шло. Только и помню: «Ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин».
Надя. Чего?
Леонид Степанович (терпеливо). Немецкий я учил. Пытался, по крайней мере. Во время войны был такой летчик — Покрышкин. Немцев пугал. Они передавали по рации: «Внимание, внимание, в небе Покрышкин».
Екатерина Аркадьевна. Степаныч всех уже достал этой историей. Ты лучше, Надя, скажи, как же ты бежала из бомжей? Или ты не бежала? Или тебя к нам на скамейку положили работать? Так у нас тут особо денег не соберешь. Мы бы и сами рады, но нет тут ни олигархов особых, кроме Валерика, ни нефтяной скважины. А детишек мне самой не хватает.
Надя принимается плакать.
Леонид Степанович. Господи, Надежда! Тут лужа скоро будет! А ты, Катерина, чего тоже несешь! Нате, вот, выпьем. И потом рассказывай дальше. Катерина права: непонятно, зачем ты у нас-то очутилась.
Надя. Вчера подошел Серега. Он у нас за главного. И говорит: денег приносишь мало. И вообще примелькалась на всех вокзалах уже. Пора, говорит, менять специальность. Я ничего не поняла сначала. А он продолжает: будешь обслуживать приезжающих бизнесменов. Я опять не понимаю. Серега объяснил: выгодная, говорит, работка. Приехал мужик или уезжает, короче, на вокзале он. Нормальную проститутку снять ему дорого, а хочется. Он снимает поминутную. Серега говорит, даже часовая уже не так идет, а поминутная — очень хорошо. Дешево, говорит, и сердито. Навыков, говорит, тебе, Надюха, никаких не надо, но в общих чертах мы тебя просветим.
Надя плачет сильнее.
Леонид Степанович. Сволочи! Вот, Катерина, как бывает!
Екатерина Аркадьевна. Ничего себе! Додумались! Поминутно! И ты, Надь, бежать?
Надя. Испугалась сильно. Они иногда приставали к нам и раньше, но как-то обходилось. Кому бомжиха нужна. Проституток ведь всегда держали. Они посимпатичнее. Но тут Серега говорит, кадров не хватает. Завтра тебя отмоем, переоденем и — вперед. Поняла, что если они меня заставят эту работу выполнять, то со дна мне уже не подняться. Хозяева сами не брезгуют пользоваться бесплатно их услугами, полиция иногда приходит. И вообще, это — грязь, болезни. Я уж там наслушалась и насмотрелась!
Леонид Степанович. Как ты бежала-то?
Надя. Якобы в туалет пошла. У нас там договоренность с теткой забесплатно ходить. Оттуда потихоньку и пошла в город. Можно и раньше так было, если незаметно от наших, но я боялась. А тут выхода другого нет, решила рискнуть. Ничего у вас по-прежнему не знаю. Вечером решила не идти — народу мало. Пошла днем. Шла-шла пешком. На метро то не сядешь в таком виде. Денег мне немного уже надавали, а толку? Вот так шла и до вас дошла. Устала — хотела как можно дальше уйти от вокзала, чтобы не нашли. Свечерело. Решила поспать на скамейке. Понимала, что, не дай Бог, увидят — вызовут полицию… А что делать? Надеялась, не заметят до утра. Надеялась, рано проснусь. Но вот заспалась — хоть и на скамейке, а давно одна в тишине не спала. Обычно кругом постоянно шум: входят, выходят, дверью хлопают. Опять же, у нас подвал без окон. Душно, народу много…